Вверх по склону холма поднялся еще один всадник. Янус бет Вальних собственной персоной спешился и встал рядом со своей королевой, глядя вдоль тракта на юг, а не на север, вослед удаляющимся послам. Он был на голову выше Расинии, однако она давно уже привыкла не обращать внимания на такие мелочи.

— Уехали, — сказала она вслух. — Вертю и его соглядатаи.

Янус с самого начала был уверен, что «солдаты», сопровождавшие Вертю, в действительности — шпионы Конкордата в армейских мундирах.

— Да, я видел, — бросил он, не повернув головы в сторону Расинии.

— Так ли разумно было их отпускать? Они расскажут Орланко, что мы выдвинулись из города.

Нельзя полагать, будто он об этом так или иначе не узнает. Правду говоря, я подозреваю, герцог уже имеет полное представление о наших силах. Город слишком обширен и доступен, чтобы в нем можно было что–то скрыть от посторонних глаз, и у нас не хватило бы людей выставить заставу и перехватывать курьеров герцога. Внезапность не входит в список наших преимуществ.

— В таком случае каковы наши преимущества?

— Численность и воля, — ответил Янус, — а также вера, которую придает сражение за правое дело.

— И незаурядное командование?

— В обычных обстоятельствах скромность велела бы мне дать отрицательный ответ. Однако поскольку силами противника командуют либо герцог Орланко, либо граф Торан, «незаурядность» — это весьма заниженная оценка.

— Я думала, вы высокого мнения о талантах герцога, — заметила Расиния.

— Только в определенных областях. Ему нет равных в анализе информации, у него недюжинные организаторские способности, а также примитивное, но подкрепленное интуицией понимание человеческой натуры. Ни одно из этих достоинств тем не менее не поможет успешно командовать боем, а главный недостаток герцога — чрезмерная уверенность в своих силах. Он неспособен предоставить свободу действий тем, кто знает дело лучше него. С другой стороны, — добавил Янус, пожав плечами, — у него крайне много пушек. Это обстоятельство может перекрыть любые слабости и недостатки.

— Вы не верите, что мы победим?

Янус уже опять смотрел на дорогу.

— Если бы я не считал, что у нас есть шанс на победу, я бы ни в коем случае не отдал приказа выступать. Вот насколько велик этот шанс… увидим. — Он коротко улыбнулся. — Идут.

Над поворотом тракта уже какое–то время поднималось внушительное облако ныли, но только сейчас Расиния разглядела, как из него появляются шеренги синих мундиров. Возглавлял их первый батальон Первого колониального полка, прикрытый далеко рассыпавшимися в обе стороны кавалерийскими разъездами. Длинная колонна, вытянувшись по тракту, шагала под бодрое сопровождение барабанов, дудок и флейт. Янус прочесал городские театры, отобрал всех музыкантов, способных играть на ходу, и составил из них походные оркестры. Расиния сомневалась, слышна ли музыка за несмолкающим топотом сапог и надсадным скрипом фургонов, однако возражать не стала.

За первым батальоном шел второй, и в первом его ряду несли два боевых знамени. По обеим сторонам потока синих мундиров тянулись повозки — пестрое собрание крестьянских телег, двуколок и даже переоборудованных под грузовые карет и экипажей. Тут и там среди медленно ползущих повозок катились закрепленные на передках артиллерийские батареи, и стволы пушек, повернутых назад, кренились к дорожной пыли.

За вторым батальоном нескончаемой рекой текли новобранцы по–прежнему в штатском. Река эта была по большей части тусклого коричнево–серого цвета, но кое–где бросались в глаза яркие красочные наряды тех немногочисленных дворян, кто принял сторону Генеральных штатов. На равном расстоянии друг от друга мелькали клочки синего сержанты Первого колониального, старавшиеся поддержать порядок в колонне. Все до единого новобранцы были хоть чем–то вооружены, но на каждый мушкет приходились копье с длинным древком либо пика, изготовленные наспех либо изъятые из дедовского чулана.

При виде этих людей на душе у Расинии полегчало. Всю минувшую неделю она провела в Двойных башенках, и, хотя Янус регулярно докладывал ей о положении дел, она так ни разу н не побывала в Онлее, чтобы увидеть все собственными глазами. Это слишком опасно, твердил полковник; среди стольких людей, вне сомнения, могли затесаться агенты Орланко. Расинию изводила нелепая мысль, что все эти добровольцы, о которых говорит Янус, попросту вымысел, миф, что полковник лишь утешает ее, а когда настанет день сойтись с герцогом лицом к лицу, она окажется в полном одиночестве.

Впрочем, надо признать, с военной точки зрения новобранцы отнюдь не внушали оптимизма. Единственным указанием на то, что они именно солдаты, а не разбойничья шайка, служили черные нарукавные повязки — напоминание о так называемых правилах цивилизованной войны, что предписывали приемлемое обхождение с «обмундированными частями». Такой ход был не лишним, хотя Расиния в глубине души подозревала, что Орланко в случае победы вряд ли станет оглядываться на какие бы то ни было правила. Черный цвет был выбран то ли для того, чтобы почтить память недавно почившего короля, то ли затем, чтобы показать преданность Генеральным штатам, то ли — и эта причина представлялась королеве наиболее вероятной — оттого, что Онлей до сих пор был погружен в траур и черной ткани вокруг имелось с избытком.

Колонна двигалась медленно, и даже час спустя из–за поворота продолжали появляться все новые люди. Расиния перебралась к краю холма, где ее легко можно было разглядеть с дороги, и махала приближавшимся новобранцам. Узнавали ее редко, но всякий раз, когда это случалось, в колонне поднимались приветственные крики.

«Надо бы стать ближе, — подумала она. — Если эти люди сегодня погибнут за меня, они хотя бы будут знать, как выглядит их королева».

Дробный, нарастающий топот копыт заставил Расинию оглянуться на вершину холма, где Янус вполголоса совещался с офицерами Первого колониального. Всадник — кавалерист в изрядно выгоревшем синем мундире — рысью въехал на холм, осадил коня и отдал честь. Расиния подошла ближе.

— Сэр! — отчеканил кавалерист. — Зададим…

Он заметил королеву, осекся и продолжил:

— …капитан Стоукс послал сообщить, что он обнаружил противника. Мы видели их основные силы и ввязались в стычку с передовыми разъездами.

С этими словами кавалерист порылся в седельной сумке и достал сложенную вчетверо записку. Янус взял ее, с непроницаемым видом прочел и кивнул.

Как и ожидалось. Наиболее подходящее место, с его точки зрения.

Он обернулся к стоявшим рядом капитанам. Единственным из них, кого Расиния знала, был Маркус, уже не в зеленой жандармской форме, но в синем мундире королевской армии. Он упорно избегал встречаться с ней взглядом.

— Господа, — сказал полковник, — можете действовать,