Вечером 9-го, на даче в Кунцево, Жукову представили членов Люблинского комитета. Он знает, что ему надо делать: как можно скорее взять этот город.

11 июля Жуков прибыл на свой КП, который он приказал оборудовать в Луцке, между 1-м Белорусским фронтом Рокоссовского и 1-м Украинским фронтом Конева, чью деятельность должен координировать в ходе Львовско-Сандомирской операции. Конев начал наступление 13 июля в направлении на Львов. Он продвигался медленно: контратаки немецких танковых частей были чувствительными. В своих «Воспоминаниях» Жуков отводит целых две страницы на подробное и лукавое изложение допущенных Коневым ошибок и его опоздание со взятием Львова. Но то, что крупные силы немцев оказались скованы на этом участке, развязало руки соседу Конева справа Рокоссовскому, который 18-го начал наступление в направлении Люблина. Жуков следил за тем, чтобы 1-я Польская армия генерала Берлинга участвовала в боях, но при этом не попадала в самое пекло. Люблин был освобожден 23 июля. Через неделю войска двух фронтов продвинулись на 200 км в Южную Польшу. Висла была форсирована в нескольких местах. Конев создал значительный плацдарм в Сандомире, Рокоссовский – два поменьше, южнее Варшавы: в Пулавах и Магнушеве. Таким образом, главная цель стратегического наступления была достигнута.

29 июля за «Багратион» и Львовско-Сандомирскую операции Жуков получил вторую звезду Героя Советского Союза. Вплоть до 22 августа он оставался при Рокоссовском, отражавшем контратаки немцев на подступах к Варшаве, потом рядом с Коневым, занимавшимся тем же самым у Сандомира. Но занятые плацдармы были прочными, и 23 августа Жуков был отозван в Москву для новой миссии, имевшей большое политическое значение. Любопытно, но Жукова встретил не Сталин, а Антонов, попросивший его подготовиться к отъезду к Толбухину, в штаб 3-го Украинского фронта. Его задачей было «подготовить фронт к войне с Болгарией, правительство которой все еще продолжало сотрудничество с фашистской Германией». Вскоре ему позвонил Сталин: «Верховный посоветовал мне перед вылетом обязательно встретиться с Георгием Димитровым»[644]. Болгарин Георгий Димитров, бывший глава Коминтерна, предсказал Жукову, что «войны наверняка не будет. Болгарский народ с нетерпением ждет подхода Красной Армии»[645]. Тремя днями ранее 2-й (Малиновский) и 3-й (Толбухин) Украинские фронты начали сокрушительную Ясско-Кишиневскую наступательную операцию против группы армий «Южная Украина» генерала Фрисснера. 23-го немецкие позиции были всюду прорваны, отдельные узлы сопротивления обойдены, румынские войска были полностью разгромлены. Советские войска продвинулись вперед на 150 км, до Бухареста и драгоценных нефтяных скважин Плоешти 6-й гвардейской танковой армии оставалось каких-то три дня пути. 23 августа стало известно, что румынский король Михай отстранил от власти кондукатора Антонеску. Было сформировано новое правительство во главе с генералом Санатеску, которое объявило о разрыве союза с Берлином и о переходе Румынии в лагерь союзников. На следующий день вокруг Бухареста и Плоешти начались стычки между германскими и румынскими войсками, тогда как два советских фронта окружили юго-западнее Кишинева германскую VI армию.

Пока Жуков был в Москве, события ускорились. Очевидно, его отъезд задержался из-за того, что следовало посмотреть, как будет развиваться ситуация. 25-го новое румынское правительство объявило войну рейху. 26 августа болгарский министр-председатель Багрянов официально заявил, что Болгария выходит из войны и объявляет о своем нейтралитете. 30 августа 3-й Украинский фронт овладел нефтяными скважинами Плоешти, а на следующий день его части вступили в Бухарест. 2 сентября, когда Жуков укладывал багаж, сдалось последнее соединение германской VI армии. Молниеносная румынская кампания стала огромным успехом. Были разгромлены тридцать немецких дивизий, убито и взято в плен 286 000 человек, захвачено большое количество боевой техники. Это была победа масштаба сталинградской. В тот же день в Софии было сформировано новое правительство во главе с Муравьевым, настроенным очень проамерикански. 5-го он объявил о разрыве дипломатических отношений с Берлином. Но Сталин решил довести игру до конца: в тот же день он объявил войну Болгарии. 8-го Жуков вместе с Толбухиным находился на румыно-болгарской границе, которую переходили три советские армии. Запаниковавшее правительство Муравьева попыталось спасти то, что еще было возможно, и объявило войну Германии. Но Сталина провести не удалось. Жуков пишет: «В связи с… незаконным прибытием в Софию англо-американской военной миссии и явными происками англо-американских правительственных кругов, Ставка приказала расположить в столице Болгарии усиленный стрелковый корпус»[646]. Ночью, под прикрытием войск Жукова, в Софии произошел коммунистический переворот, свергнувший Муравьева. Так Жуков стал одним из первых участников советизации Восточной Европы и одним из первых свидетелей рождения холодной войны.

12 сентября маршал вернулся в Москву и через три дня был отправлен в другую восточноевропейскую страну, где также намечалась советизация, – в Польшу. Он вылетел с полномочиями представителя Ставки координировать действия 1-го и 2-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов. Он не знал, что это его последняя миссия такого рода. Сначала Жуков отправился к Варшаве, где проходило устроенное националистами восстание под предводительством Бур-Комаровского. Он наблюдал за попытками форсирования Вислы частями 1-й польской армии – единственной поддержкой сухопутными войсками, оказанной советской стороной восставшим. Но эти попытки завершились неудачей и стоили больших жертв. После этого войска Рокоссовского стояли неподвижно на противоположном берегу Вислы. В соответствии с официальной советской историографией, Жуков в своих «Мемуарах» возлагает ответственность за поражение восстания и уничтожение эсэсовцами от 150 000 до 200 000 мирных жителей Варшавы на Бур-Комаровского.

Весь октябрь он помогал Рокоссовскому отражать немецкие контратаки, затем – захватить плацдарм севернее Варшавы. «Я не принимал участия в организации этого наступления, – пишет Жуков, – и мне была непонятна его оперативная цель, сильно изматывающая наши войска. К.К. Рокоссовский был со мной согласен… Позвонив Верховному и доложив обстановку, я просил его разрешения прекратить наступательные бои на участке 1-го Белорусского фронта. чтобы предоставить им отдых и произвести пополнение. „Вылетайте завтра с Рокоссовским в Ставку для личных переговоров, – ответил Верховный. – До свидания“»[647].

1 ноября Жуков выехал на поезде в Москву, но без Рокоссовского, вопреки тому, что он написал в «Воспоминаниях». Он встречался со Сталиным 2-го, потом 4-го. Верховный вызвал его не для обсуждения предстоящей операции севернее Варшавы, решение о проведении которой уже было принято совместно с Генштабом, а для распределения высших командных постов на последние месяцы войны в Европе. 7-го Сталин принимал Жукова и Рокоссовского с 23:15 до 01:20. Жуков, спутав дату, утверждает, что речь шла о наступлении 47-й армии севернее Варшавы. Он был против, Рокоссовский тоже, Сталин настаивал, и Рокоссовский в конце концов заколебался. Далее последовал эпизод, вырезанный брежневской цензурой из «Воспоминаний» Жукова: