Он называет только двух командующих фронтами, которые внесли некоторый вклад в разработку плана: Рокоссовского и Жукова; о втором сказано так: «Г.К. Жуков, назначенный к тому времени на должность командующего 1-м Украинским фронтом… также прислал свои соображения о дальнейших наступательных действиях». Василевский относит зарождение замысла «Багратиона» к марту и в числе его создателей называет Генштаб, то есть тандем Антонов – Штеменко, Жукова, Рокоссовского и себя самого.

Штеменко сообщает наиболее связные и наиболее интересные сведения. По его рассказу, Рокоссовский отстаивал идею двойного удара, наносимого силами одного лишь 1-го Белорусского фронта, которым он командовал. Первый удар, наносимый левым флангом, был нацелен на Брест и далее на Белосток с целью отрезать германским войскам пути отступления на запад; второй удар предлагалось наносить из Рогачева на Минск. Но фронт Рокоссовского занимал позиции в плохо проходимых Припятских болотах, поэтому его план был отвергнут из-за сложностей со снабжением. Жуков расширил масштаб операции, предложив включить в нее 1-й Украинский фронт, который должен был нанести удар на Львов, а затем продолжить наступление в направлении Сандомира в Южной Польше и там создать плацдарм на Висле. В его предложении мы находим черты плана упреждающего удара, представленного Жуковым Сталину в мае 1941 года. На основании содержавшихся в этих предложениях идей Антонов и Штеменко напряженно трудились с 15 апреля по 15 мая, разрабатывая планы операций-близнецов: «Багратион» и Львовско-Сандомирской. Затем план был исправлен с учетом критических замечаний и представлен на рассмотрение высшего командования Красной армии во главе со Сталиным: Жуков, Василевский, Антонов, Штеменко, Воронов (артиллерия), Федоренко (бронетанковые войска). Рассмотрение плана продолжалось с 25 мая по 2 июня. 31 мая Сталин предложил Жукову и Василевскому поделить обязанности представителей Ставки. Второй выбрал роль координатора действий 1-го Прибалтийского (Баграмян) и 3-го Белорусского (Черняховский); Жуков взял на себя координацию действий 1-го (Рокоссовский) и 2-го (Захаров) Белорусских фронтов, а позднее и стыка левого фланга 1-го Белорусского фронта с 1-м Украинским (Конев).

В июне командующие и войска развернули лихорадочную деятельность. С 5 по 23 июня Жуков объехал все армии, находившиеся у него в подчинении. Командующему каждой он растолковывал его роль в форме штабной игры, затем отправлялся тщательно инспектировать участок прорыва, чего он не делал во время операции «Марс». «Эти места я знал хорошо, так как прослужил здесь более шести лет и в свое время исходил все вдоль и поперек. В болотах в районе Паричи мне довелось хорошо поохотиться на уток, которые там гнездились в большом количестве, да и боровой дичи было великое множество…»[641]Он, вместе со Штеменко, наблюдал за подготовкой наступления, следил, чтобы масштабные подготовительные мероприятия укладывались в график. Войскам подвезли 400 000 тонн боеприпасов, 300 000 тонн горючего, 500 000 тонн продовольствия и фуража. 2000 танков, 30 000 орудий, сотни понтонов и автомобилей-амфибий ждали своего часа, спрятанные в лесах и болотах. Было построено двести аэродромов.

Гениальным ходом Генштаба – в соответствии с первоначальной идеей Жукова – была одновременная – и почти открытая – подготовка наступления 1-го Украинского фронта, левого соседа Рокоссовского. Конев получил четыре танковые армии, что обмануло немцев, уверившихся в намерении Сталина сначала совершить прорыв к Львову, а потом резко повернуть на север, к истокам Вислы, чтобы окружить всю группу армий «Центр». Но план советского Генштаба был гораздо более изощренным. Первый удар нанести в Белоруссии, в районе Минска. Поскольку успех не вызывал сомнений, дождаться, пока немцы бросят для удержания Минска все или часть своих по-прежнему представлявших немалую силу 16 танковых дивизий, входивших в состав групп «Северная Украина» генерала Моделя и «Южная Украина» генерала Шернера. И вот тогда, только тогда, Конев начнет наступление на Львов и Сандомир, оборона которых окажется ослабленной. Так что советское наступление предполагалось двойным, с элементом дезинформации, целью которой было лишить противника его единственного козыря – танковых соединений, – чтобы они или вообще не участвовали в боях, или попали под мощный удар. Огромный успех, который имели эти две операции, великолепно иллюстрируют главные составляющие победы СССР над Третьим рейхом: достигнутое превосходство в военной промышленности и оперативное и стратегическое мастерство советского командования, которое стоило больше немецкого тактического мастерства. Учитывая очень благоприятное для Красной армии соотношение сил, успех собственно операции «Багратион», если вернуться к ней, не вызывал никаких сомнений. Четыре советских фронта насчитывали 1 254 000 человек, 24 000 орудий, 4000 танков и самоходных артиллерийских установок, более 5300 самолетов. У немцев было всего лишь 500 000 человек, 3300 полевых орудий, 500 танков и самоходок и 600 боевых самолетов.

Операция «Багратион» (лето 1944 г.)

Наступление символически началось 22 июня. Уже через двое суток один немецкий корпус оказался окружен в Витебске. Затем III танковая армия была разгромлена в ходе фазы преследования быстро введенными в прорыв мобильными соединениями. Во время отступления IV армия была уничтожена между Оршей и Березиной, в то время как Рокоссовский, появившийся с юга, загнал IX армию в Бобруйский котел, а затем продолжил наступление на Минск. К 4 июля советские войска продвинулись на запад на 250–300 км и освободили Минск. В плен было взято 57 000 немецких солдат и офицеров, в том числе 12 генералов. Толпы пленных провели по улицам Москвы, жители которой теперь уже не сомневались в скорой победе. В следующие четыре недели темп наступления несколько замедлился. Немцы перебросили на этот участок танковые дивизии групп «Север» и «Северная Украина», но все равно им пришлось отступить еще на 300 км, оставив Брест-Литовск, Белосток и Вильнюс. В этих боях немцы понесли самые тяжелые потери за всю войну. Всего за месяц 250 000 солдат и офицеров были убиты и пропали без вести, 400 000 ранено, 28 дивизий потеряли более 75 % личного состава, притом что советские войска потеряли убитыми 97 000 человек. Можно себе вообразить, как сильно Сталин и Жуков радовались свершившемуся возмездию, разгромив группу армий «Центр» в Белоруссии, в тех же краях, где немцы одержали победу в 1941 году, ровно три года назад, день в день.

8 июля Жуков был вызван в Кремль, где у него состоялась важная беседа наедине со Сталиным, содержание которой он весьма подробно излагает в своих «Воспоминаниях». Сталин анализировал последствия высадки союзников в Нормандии. Германия проиграла войну, но остается еще выиграть гонку за политическими дивидендами победы. Надо, объяснял Верховный, занять удобную позицию для наступления на Берлин и в то же время получить важные залоги в Польше. Достижение двух этих целей предполагало захват плацдармов за Вислой, южнее Варшавы. Для этого, сказал Сталин, «вам придется теперь взять на себя координацию действий 1-го Украинского фронта. Главное свое внимание обратите на левое крыло 1-го Белорусского фронта и 1-й Украинский фронт»[642]. Жуков предложил другую цель – Восточную Пруссию. Ему казалось опасным оставлять эту превращенную в крепость область на флангах фронтов, чью деятельность координировал Василевский. Необходимо воспользоваться растерянностью противника и отобрать у него провинцию, захваченную еще тевтонскими рыцарями. Сталин отверг это предложение. Он думал только о Польше. «Немцы будут до последнего драться за Восточную Пруссию, – возразил он. – Мы можем там застрять. Надо в первую очередь освободить Львовскую область и восточную часть Волыни. Завтра вы встретитесь у меня с Берутом, Осубко-Моравским и Роля-Жимерским. Они представляют Польский комитет национального освобождения. В двадцатых числах они собираются обратиться к польскому народу с манифестом»[643]. Верховный главнокомандующий ясно давал понять своему заместителю, что теперь, когда Красная армия перешла советскую границу, тот должен понимать политические задачи, возложенные на нее. Жукову отлично известно об отвратительных отношениях Сталина с обосновавшимся в Лондоне польским эмигрантским правительством, окончательно испортившихся после катынской истории. Ему поручалось силой оружия осуществить намерения вождя: выбить почву из-под ног этого правительства, целиком зависимого от Великобритании, создав в Люблине, первом крупном польском городе, освобожденном Красной армией, просоветский комитет.