конечно же, фаворитка, та самая мадам де Ля Турнелль, ослепительное великолепие которой пленило короля, но не она, а другая заставила сердце Морица усиленно забиться.

— Госпожа принцесса де Конти! — пробормотал он, приблизив ее руку к своим дрожащим губам.

— Следовало бы сказать — госпожа вдовствующая принцесса, мой дорогой граф! — усмехнувшись, ответила дама. — Теперь я стала старой!

Это была неправда. Прошедшие годы лишь смягчили красоту молодости принцессы, и Мориц, поддавшись очарованию прошлого, начал думать, что ее тело осталось таким же тонким и податливым, если судить об этом по яркости кожи, округлым плечам и смелому декольте ее платья из бархата цвета спелой сливы и корсажу из белого атласа, усеянного маленькими белыми бриллиантами. Драгоценные камни сверкали на ее запястьях, на пальцах и в волосах, едва тронутых сединой.

— Кого вы хотите заставить в это поверить, принцесса? — искренне пробормотал Мориц. — Не меня же, во всяком случае...

Он изо всех сил пытался оправиться от эмоций, пришедших издалека, — ведь прошло более двадцати лет! Мориц был очень удивлен, увидев ее точно такой же, как в ту первую летнюю ночь, когда в прохладных водах Сены они любили друг друга впервые. Его смятение было бы совершенно неуместно во время королевского ужина (а он и на самом деле не имел ничего общего с теми трапезами, которые происходили при покойном регенте), если бы не непринужденная обстановка, дружественная и свободная от всех условностей протокола. В Малых апартаментах каждый располагался, как ему это было удобно, составляя окружение короля и его двух дам. Все смеялись, шутили, и злые языки, вроде Ришелье, отдавались этому с большой радостью. Что же касается Морица, то он сидел молча, едва притронувшись к блюдам, одновременно простым и изысканным, он и пил мало, что явно противоречило его привычкам, и просто смотрел на Луизу-Елизавету, наслаждаясь неожиданной радостью этой встречи, тем более приятной, что она, казалось, разделяла его чувства. Когда их глаза встречались, она дарила ему легкую улыбку, а ее веки прикрывались... Ох, остаться бы с ней наедине хотя бы на мгновение!.. Сильный удар ноги Ришелье под столом вернул его к реальности. И Мориц опустился на землю как раз вовремя, ибо король обратился к нему:

— Вы кажетесь мне очень задумчивым, дорогой граф? — мягко упрекнул его Людовик XV. — Ваши фантазии осуществляются только в грохоте битвы?..

— Нет, сир... Но сегодня вечером я молчу, потому что глубоко чувствую особую милость, каковой король почтил меня. Когда избранные входят в рай, они должны испытывать подобное чувство.

— Тогда попытаемся вернуть вас к вашей славной повседневной жизни! Мне доложили, что во время последней кампании вам пришла идея создания совершенно необычного полка?

— Совершенно верно, Ваше Величество. Нужно собрать тысячу добровольцев, выбранных из тех, кого я назвал бы лучшими кавалеристами в Европе, кто наиболее надежен и кого я отлично знаю.

— Иностранцев или французов?

— Иностранцев, но необычных: во-первых, курляндцев, немцев, поляков, а также татарских улан, которые утверждают, что они знатного рода и используют маленьких и очень быстрых лошадей. Император обращается к ним уже достаточно давно, и они являются лучшими разведчиками в мире плюс ко всему они непревзойденные мастера быстрой атаки. Если король согласится, я выкую из них самое грозное орудие войны...

— Это очень серьезный вопрос для момента чистого удовольствия? — проговорила мадам де Ля Турнелль, не любившая терять нить разговора.

— Прошу извинения, мадам, но королевская служба и успех его армии я принимаю настолько близко к сердцу, что я не мог умолчать об этом...

— Не говоря о том, что прекрасно обученные войска — всегда красивое зрелище, и оно не может не порадовать короля, — добавил Людовик XV. — Но скажите мне, граф, ваши татары, польские или какие-то другие, они добрые католики?

— Нет, они исповедуют совсем другую религию. Они верят в пророка Мухаммеда, но руководствуются жестким кодексом чести. Императора это устраивает. И почему бы это же не устроило короля Франции? Под командованием принца Евгения они сражались против турок, и без малейших сомнений и колебаний!

После этих слов наступила пауза, во время которой король размышлял:

— Уже не впервые, — сказал он наконец, — сыновья ислама будут биться под нашими знаменами. Раньше тамплиеры привлекали тех, кого называли туркополами[105]. Конечно, ваша идея, граф Саксонский, мне нравится, и я дам соответствующее указание господину д'Аржансону, вашему министру... А пока, милые дамы, давайте пить кофе!

Среди гомона кофейной церемонии каждый гость высказал свое мнение о новом полке. Потом король проводил дам в небольшую соседнюю комнату, которая предназначалась для кофейных церемоний. Трое слуг расставили там чашки и все необходимое. Вскоре все расположились в этом помещении, как кому было удобно. И новый сюрприз для Морица: король сам разогрел свой кофе на горелке, налил его в чашку и предложил гостям сделать то же самое. Один лишь Мориц, не привыкший к подобного рода вещам, обжегся. Это заставило всех засмеяться. Потом какое-то время все болтали на разные темы, а затем Людовик XV попрощался и отправился в свои покои. Это не означало, что он собирался лечь в постель. На самом деле после кофейных церемоний он обычно переодевался, иногда даже надевал маску, брал карету и отправлялся танцевать в Париж, на бал в Опере. В этот вечер мадам де Ля Турнелль последовала за ним, а все остальные собрались расходиться по домам.

— Не согласитесь ли вы быть принятым в моем маленьком версальском домике, — предложил своему другу Ришелье, — или вы предпочтете, чтобы вас отвезли в Париж?

— Спасибо за ваше предложение, но я лучше отправлюсь домой. Меня там ждут...

Мадам де Конти, говорившая в это время с герцогом д'Айеном, повернулась к ним:

— Я еду к себе, — предложила она, помахивая веером. — Доверьте мне нашего друга. Я не видела его целую вечность, и у нас есть о чем поговорить!

— Мне бы тоже хотелось вам много чего рассказать, принцесса, — простонал герцог, изобразив подступающие слезы.

— Не расстраивайтесь! Как-нибудь в другой раз...

Пока они не проехали предместья Версаля, в карете царила тишина, оконные створки которой были затворены. Ночник освещал внутреннее пространство синим светом. От принцессы исходил тонкий аромат с нотками перца, наполнявший воздух. Фижмы ее платья, заполняя пространство, заставляли приглашенного тихо зажаться в своем углу... Бархатные подушки были настолько мягкими, и Мориц чувствовал себя настолько комфортно,