Однако существуют свидетельства, что мысль о похожем ранении стала для него чем-то вроде навязчивой идеи. Позднее Эрнест рассказывал, что в Первую мировую войну его «чиркнуло по мошонке» и он некоторое время провел в «мочеполовом» отделении госпиталя после появления загадочной «волосяной инфекции», от которой яички «раздулись, как футбольные мячи». Вот так идея о ранении Джейка Барнса пришла ему в голову, говорил он.

Но все же это было не такое уже замечательное решение для человека, столь противоречивого в фундаментальных вопросах пола. Едва ли кто-нибудь попытался бы опровергнуть тот факт, что Джейк Барнс во многих отношениях является «вторым я» автора, и Хемингуэй на протяжении всей жизни и творческого пути одержимо исследовал такие вопросы. Впрочем, мы знаем о том, что нельзя принимать свидетельства художественной литературы в качестве биографических, и потому с осторожностью должны относиться к указанию на тяжкую долю Джейка; действительно, едва ли Эрнест в то время осознавал связь между тяжелым положением Джейка и путаницей с собственной сексуальностью.

Эрнест начнет прямо писать об этом предмете только после Второй мировой войны. Хотя уже в некоторых довоенных сочинениях он описывал влюбленных, которые сливались друг с другом и становились единым целым так, что никто из них не был ни мужчиной, ни женщиной. Герои и героини Хемингуэя нередко говорят о своем желании стать другими. В романе «Прощай, оружие!» Кэтрин Баркли говорит, что она хочет остричь волосы и предлагает Фредерику Генри отрастить свои, чтобы они «стали похожи» друг на друга: «Я так люблю тебя, что хочу быть тобой». Фредерик отвечает: «Так и есть. Мы – одно». В романе «По ком звонит колокол» Роберт Джордан просит Марию, у которой очень короткие волосы (фашисты обрили ей голову), чтобы парикмахер придал им форму и они стали похожи друг на друга. Пилар говорит, что они похожи на брата и сестру. Любовники несколько раз признаются друг другу: «Я – это ты, а ты – это я» и сливаются так, что разница между полами стирается. И в таких рассказах, как «Последняя хорошая страна», который тоже был создан после войны, описываются стрижки, с которыми мальчик и девочка выглядят одинаково. По сюжету сестра Ника Адамса, Литлесс, бежит вместе с братом в лес после того, как он нарушает закон об отстреле дичи и убивает цаплю (как и сам Эрнест в 1915 году, травматическое воспоминание). Она состригает волосы и говорит Нику: «Как необычно. Я теперь твоя сестра, но и мальчик тоже». Рассказ пронизан скрытым ощущением опасного кровосмесительства. Литлесс говорит Нику, что хочет выйти за него замуж и родить от него детей. (Он рассуждает сам с собой: «Думаю, все уладится. По крайней мере, я на это надеюсь».) Рассказ заканчивается тем, что Ник читает сестре вслух «Грозовой перевал» – любовный роман, героиня которого, Кэтрин Эрншо, произносит знаменитую фразу: «Я – Хитклифф».

После войны эти вопросы становятся центральными почти во всех произведениях Эрнеста. «Райский сад», начатый в конце 1945 года, рассказывает историю нескольких месяцев брака Дэвида Борна и его жены Кэтрин, которые проводят медовый месяц на Ривьере в Ле-Гро-дю-Руа – там, где проводили медовый месяц Эрнест и Полин в 1927 году. Кэтрин подстригает волосы так, чтобы быть похожей на мужа, что ведет почти к постоянной смене гендерных ролей, по мере того как муж и жена несколько раз подстригают и окрашивают волосы. Эрнест все время обращает внимание на их платиновые волосы и загорелую кожу, которая становится еще темнее, потому что они с одержимостью загорают. В этом самом откровенном романе Хемингуэя Кэтрин становится мальчиком Дэвида и называет себя Питером, а Дэвид становится девушкой своей жены, и его она называет Кэтрин; Дэвид отвечает тем же. Кэтрин пытается проникнуть в Дэвида через анальный проход: «Он лежал, не двигаясь, прислушиваясь к ее желанию, и когда рука ее опустилась ниже и нерешительно коснулась его, он помог ей и, откинувшись на спину, снова лег неподвижно, ни о чем не думая, лишь ощущая на себе непривычную тяжесть ее тела. «Правда, теперь не поймешь, кто из нас кто?» – спросила она» [перевод В. Погостина. – Прим. пер.]. Дэвид почти сразу ощущает опасность, когда Кэтрин начинает углубляться в свои игры, до такой степени, что действительно не может сказать «кто есть кто». Она приводит домой темноволосую девушку Мариту, заводит с ней лесбийский роман и подталкивает Мариту к Дэвиду, который влюбляется в нее, пока личность Кэтрин продолжает распадаться на части. В романе много важных мыслей о творчестве, и писательская карьера Дэвида является отражением собственной карьеры Хемингуэя. О том, что Кэтрин, возможно, начинает погружаться в безумие, свидетельствуют сжигание ею рукописей Дэвида, и в этой сцене мы распознаем отголосок трагического происшествия 1922 года, когда Хэдли потеряла рукописи Эрнеста на вокзале в Париже. Дэвид может переписать все, что утратил, и даже улучшить оригинал, и они с Маритой обретают счастье, когда Кэтрин уезжает, как преполагает текст, в психиатрическую лечебницу.

Почему эти темы – гендерная двойственность, безумие и изменчивость границ моногамных гетеросексуальных отношений, которые прежде в творчестве Эрнеста были практически скрыты – внезапно с такой настойчивостью появляются в те годы на поверхности? Возможно, одним из факторов стал новый брак с Мэри, коротко стриженной и иногда напоминавшей мальчишку, имевшей большой сексуальный опыт до их знакомства и проявлявшей готовность разделить с ним его сексуальные и гендерные фантазии. Другим фактором могла быть озабоченность Эрнеста проблемами идентичности, с которыми боролся его младший сын – с кем он чувствовал сильнейшую эмоциональную связь. Возможно, свою роль сыграли и другие факторы: черепно-мозговая травма, например, или чувство облегчения оттого, что унизительному браку с Мартой пришел конец. Кроме того, Эрнеста постоянно подталкивал импульс осуществлять свои желания, и не только сексуальные. В итоге на свет появился роман, затрагивающий тему почти неслыханную для популярной американской литературы того времени. Когда Эрнест начал писать «Райский сад», до исследований Кинси мужской сексуальности и публикации в США таких революционных произведений, как «Тропик Рака» Генри Миллера, например, оставалось еще несколько лет. В отличие от романов «Прощай, оружие!» и «По ком звонит колокол», в которых Эрнест творчески откликнулся на события и дух времени, «Райский сад» создавался из внутренних побуждений, из важнейших и самых глубоких переживаний. В феврале 1946 года Эрнест подсчитал, что написал четыреста страниц, к маю – семьсот, а в июле – тысячу. К 1947 году он понял, что рукопись превратилась в отдельную книгу, и в 1948 году начал вычленять «Райский сад» из длинной «морской» книги. Баку Лэнхему Эрнест в июне 1948-го сказал, что новая книга была о «счастье Рая, которое человек должен потерять».

И однако чем быстрее Эрнест работал над рукописью «Райского сада», тем больше должен был осознавать, что она не подходит для публикации. Он так и не закончил книгу; попутно Хемингуэй стал развивать побочные сюжетные линии и ввел еще несколько персонажей, Ника и Барбару Шелдон – Ник художник и тоже «я» Эрнеста (он напоминает читателю и о Нике Адамсе). В рукопись входил рассказ об охоте на слона, написанный Дэвидом, однако само его творчество, которое несомненно имеет центральное значение для романа, никогда полностью не затрагивается. Эрнест написал несколько концовок, и ни одна его не удовлетворила. Немаловажно и то, что Эрнест должен был знать, что публикация книги исключена не только из-за сексуального характера книги и радикальных представлений о перемене гендерных ролей, но также из-за резкого контраста с его собственным, сверхмускулинным образом. Но даже если Эрнест понимал, что из-за своей темы роман, который он писал, будет признан непригодным для печати, он продолжал считать его составной частью более длинной книги и, возможно, надеялся, что остальные главы будущей эпопеи сделают текст более приемлемым. «Райский сад» никоим образом не является доказательством того, что у автора были гомосексуальные желания. Эрнест прекрасно знал, что читатели могут прийти к заключению, будто он гомосексуалист или имеет иную нетрадиционную сексуальную ориентацию.