— Ладно. Садись есть. — Он подтолкнул Милу к столу. — Я покурю и вернусь.

Палашов ушёл на балкон, а Галина Ивановна, проводив его взглядом, сказала:

— Вижу, дочь, вы были так заняты, что до сих пор не разобрались с тараканами.

Мила села за стол. Галина Ивановна пристроилась напротив.

— Олеся — тот человек, из-за которого я потеряла Ваню. Теперь представь, что из-за неё я лишусь Жени.

— Не сходи с ума! Как из-за Олеси ты лишишься Жени?

Вместо ответа на вопрос Мила смотрела на мать округлившимися глазами.

— А теперь я опишу тебе всю эту историю с другой стороны. Благодаря чувствам Вани к Олесе, заметь, девушка тут, собственно, ни при чём, произошло жуткое происшествие, в результате которого ты сперва заполучила Ваню и ребёнка от него, а потом получила ещё и Женю. И это не Женя сделал ребёнка Олесе, а женится на тебе. И это не ты будешь воспитывать Олесиного ребёнка, ты согласна? Я тебя ни в чём не обвиняю, не говорю, что ты устроила что-то нарочно. Но Олеся не заслуживает ни твоих страхов, ни твоих упрёков. Если бы твой жених увлёкся Олесей, неужели ты думаешь, он пришёл бы сюда и сделал бы тебе предложение? И смотрел бы такими глазами на тебя? Может быть, на свете есть люди, способные так поступить, но это точно не Женя.

— Да. Это правда. И всё равно, я не хочу, чтобы Женя смотрел на неё, пусть это всего лишь мой рисунок.

— Хорошо, — сказал, входя на кухню, Палашов. — Я не буду больше смотреть на эту твою замечательную работу, но не забывай, что это лицо уже давно врезано в мою память, и мне не нужен рисунок, чтобы его вспомнить.

Мила кивнула и пожала плечами.

— Наверное, я просто сама не хочу видеть это лицо, хотя в мою память оно точно так же врезано.

— Палашов, здрасьте! — голос Елены звучал непривычно возбуждённо. Создавалось впечатление, что она звонит из сердца улья, — такое гуденье слышалось на заднем фоне. — Приезжайте-ка к нам, да поскорее! Очень нужно! — Девушка выкрикивала фразы так, словно не слышит сама себя. — Приедете?! У нас съёмка на квартире! Необходима ваша помощь!

Палашов как раз не знал, чем заполнить этот сложный день — тридцать первое декабря, — в который нормальные люди занимались нарезкой салатов и прочими приготовлениями к Новому году. Но для собственной персоны, мающейся в одиночестве на съёмной квартире, изощряться не хотелось.

У него в холодильнике лежала запечённая курица, а в вазе килограмм мандаринов. Для утоления печали имелось по бутылке шампанского и водки.

Звонок ассистентки режиссёра обрушился на него, как манна небесная. Судя по звукам, времяпрепровождение в бурной компании ему гарантировано.

— Я приеду! — ответил он Елене.

— Не поняла! Что вы сказали?! — прокричала девушка в трубку, а потом цыкнула на своё окружение, чтобы оно притихло.

— Выезжаю! — Палашов придал громкости голосу. — Ждите! Диктуйте адрес!

— И да, Евгений, прихватите бутылочку шампанского! Только сильно не тратьтесь, у нас народ неприхотливый!

Девушка продиктовала адрес и разъяснила, как до них добраться. Поразмыслив, он решил не брать «девятку». Вернуться за рулём скорее всего не получится. По-быстрому натянул брюки, серые рубашку и джемпер, зачесал назад кудри, сунул в один карман деньги, в другой — ключи, положил шампанское и мандарины в пакет, отправился на перекладных.

В метро пришлось расстегнуть пальто и стянуть шапку. Для съёмок сняли коммунальную квартиру на Таганке, поэтому путь был сравнительно недолгим. Подземка кишела и суетилась народом, хотя оставалось только гадать, куда движутся все эти люди в канун праздника.

Последние годы жизни Палашов встречал Новый год на дежурстве или у Бургасова. Кирилл со своей роднёй сообща не позволяли ему отмечать семейный праздник в одиночестве. Их настойчивость поначалу напрягала, потом напряжение сменилось привычкой, а ещё позже — благодарностью. Вот он всю дорогу и вспоминал тех простых тёплых людей, что каждый год усаживали его за стол и принимали почти как родного.

Что добрался до места, он понял по двум припаркованным на некотором расстоянии друг от друга минивэнам для съёмочной техники. Подъездная дверь была с предохранителем от непредвиденного закрытия: кто-то пожертвовал своим шарфом, намотав его с наружной на внутреннюю ручку. Поднимаясь по лестнице, на третьем этаже он увидел осветительный прибор. Прямо на входе в квартиру планировался какой-то кадр. Палашов поздоровался за руку с осветителем Артёмом.

— Лена внутри, проходи, — направил парень.

Искать долго не пришлось. Елена вышла в коридор, отдавая какие-то распоряжения. Завидев Евгения, она бойко направилась к нему.

— Палашов, выручай. Сегодня необычная просьба к тебе. У нас актёр для эпизода не явился.

— Лен, посмотри на меня. Ну какой я тебе актёр?

— Женя, там всего надо-то открыть дверь и проводить героя до нужной комнаты. Ты житель коммунальной квартиры, тебе позвонили в дверь, спросили такого-то, ты проводил. Всё. Я тебя прошу — выручай! Я не могу из-за такой ерунды простоя допустить.

— Хорошо. Но можно как-то так устроить, чтобы моя физиономия в кадре особо не светилась?

— Давай попробуем. Даже оригинально получится. У тебя типаж, конечно, не для соседа по коммуналке. Особенно в наше время. — И обернувшись назад, громко скомандовала: — Танечка, дай Евгению одежду, которую для роли соседа приготовили. Особо не гримируйте. Причёску только сделайте более домашнюю. Виталик, а ты возьми видеокамеру. Снимем небольшую пробу, а то вдруг Евгений не смотрится на экране.

Танечка высунулась из комнаты и поманила Палашова внутрь. Евгению понадобилось несколько шагов, чтобы окунуться в рабочую обстановку костюмеров и гримёров. Пока он скидывал с себя вещи, на него с неподдельным интересом смотрели три пары девичьих глаз. Чтобы изгнать смущение, пришлось представить себе, что это медицинская комиссия.

— Н-да-а, — протянула Танечка. — Каким местом Ленка думает?

— Что-то не так? — спросил стягивающий рубашку мужчина.

— О, сейчас поймёте… Вот это она собралась на вас надеть.

Татьяна протянула белую, слегка несвежую на вид майку-алкоголичку. Палашов быстро натянул предлагаемый реквизит. Посмотрел в лица девчонок вместо зеркала и