Каждый человек всегда ощущает в себе этого внутреннего судью, который наблюдает за ним, грозит ему, следует за ним как его тень. Стало быть, совесть — это своеобразная сила в человеке, стоящая на страже нравственных законов в нем. Если далее продолжать эту аналогию с судом, то можно сказать, что то дело, которое ведет совесть, есть дело человека, которое он ведет против самого себя. Но обвиняемый своей совестью и судья — не одно и то же лицо, ибо, по Канту, совесть человека мыслит судьей его поступков не себя, а другое идеальное лицо, каковым на самом деле оказывается Бог как уполномоченный судья совести. Следовательно, совесть мыслится философом как принцип ответственности перед Богом за свои поступки.

Все поступки людей с точки зрения их мотивации Кант делил на два вида: легальные и моральные. Легальные поступки — поступки, совершаемые сообразно с моральным законом, но не ради закона. Моральные поступки — поступки, в которых идея долга, основанная на моральном законе, есть в то же время их мотив. Первые мотивированы стремлениями к удовольствию и успеху и другими личными целями и имеют в своей основе гипотетические императивы[838] (веления или запреты), которые зависят от условий и при том изменчивых и связаны с эмпирической природой человека. Гипотетический императив имеет дело с поступком, который хорош для чего-то другого, какой-нибудь возможной или действительной цели. Стало быть, гипотетический императив предписывает поступок не безусловно, а только как средство для другой цели.

Вторые же мотивированы самим моральным законом и имеют в своем основании априорные законы морали. Их априорность состоит в их безусловной необходимости и всеобщности. А потому и практические правила, посредством которых выражаются моральные поступки, носят всеобщий и необходимый характер. Такого рода правила Кант именует категорическими императивами. Они следуют из трансцендентной природы человека, требуют поступать нравственно ради самой нравственности и представляют поступок как объективно необходимый сам по себе, безотносительно к какой-либо другой цели, как «необходимый для воли, которая сама по себе сообразна с разумом как принципом ее»[839]. Следовательно, категорический императив непосредственно предписывает то или иное поведение, он касается не содержания поступка и не того, что из него должно последовать, а принципа, из которого следует сам поступок.

Но как возможны категорические императивы? Они, как полагает Кант, возможны благодаря тому, что, с одной стороны, разумное существо осознает себя как член интеллигибельного мира и как таковое все его поступки должны быть сообразны с принципом автономии чистой воли. С другой — оно осознает себя как часть чувственно воспринимаемого мира и как таковое должно признать себя подчиненным законам разума, содержащего в идее свободы закон свободы, а стало быть, подчиненным автономии воли.

Итак, категорические императивы возможны благодаря тому, что человек как член интеллигибельного мира сообразует свои поступки с автономией воли, а как член чувственно воспринимаемого мира должен сообразовывать их с ней. В этом, прежде всего, состоит их особенность, которой, впрочем, задается их форма, структура.

Кроме того, специфика этих императивов обусловлена тем, что их действительность дана человеку не в опыте, а всецело a priori. Если все другие императивы, по сути, могут быть названы принципами, ибо они всегда указывают на достижение какой-либо цели, а стало быть, связаны со случайным, то категорические императивы, точнее, категорический императив, так как Кант далее уточняет, что существует только один категорический императив, имеет статус практического закона. А это значит, что он представляет собой априорное синтетически-практическое положение, в котором кроме закона содержится только необходимость максимы[840], требующая быть сообразно с этим законом. То есть категорический императив имеет характер всеобщего и необходимого, «чистого» априорного закона, с которым должна быть сообразна максима.

Кант, как известно, дал несколько формулировок категорического императива как высшего закона нравственности. Одна из уточненных формулировок гласит: «Поступай так, чтобы максима твоей воли могла в то же время иметь силу принципа всеобщего законодательства»[841]. Безусловно, данная формулировка, как, впрочем, и все остальные, имеет чисто формальный характер, что, по мнению Канта, свидетельствует о ее не недостатках, а, напротив, преимуществе. Последнее состоит в том, что эта формулировка прямо указывает на «чистоту» категорического императива, т. е. что он, как и подобает, являет собой «чистый» априорный закон, который выражает лишь форму моральных поступков, но ничего не говорит об их содержании.

И всё же в своем формализме Кант не был последовательным до конца. Говоря о том, что следовать императиву надо именно потому, что этого требует наш моральный долг, философ уточнял, что долг каждого человека есть собственное внутреннее морально практическое совершенство и счастье другого, которые есть одновременно и цель. Стало быть, долг и цель каждого человека — сам человек, во имя которого должны вершиться все дела. «Сделать человека своей целью, — подчеркивает в этой связи

Кант, — есть сам по себе его долг»[842] [843]. Ту же мысль, но в развернутой форме мы находим в «Критике практического разума»: «Во всём сотворенном всё что угодно и для чего угодно может быть употреблено всего лишь как средство; только человек, а с ним каждое разумное существо есть цель сама по себе»12. Этим положением «прусский мудрец» придал своему учению о нравственности содержательный характер, что и нашло свое выражение в окончательной формулировке категорического императива: «Поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице и в лице всякого другого так же как к цели и никогда не относился бы к нему только как к средству»[844].