Так он прошел полкомнаты, когда увидел Этель.

Еще прежде он заметил в дальнем конце комнаты две двери: одна — в кабинет Мод, а кто сидит во втором? — мелькнула у него мимолетная мысль. И, случайно подняв голову, увидел, как вторая дверь открылась и вышла Этель.

Он не видел ее два года, но она почти не изменилась. Она шла, и ее темные кудри подрагивали, а улыбка освещала лицо, словно луч солнца. Платье было блеклое и поношенное, как у всех здесь, кроме Мод и Гермии, но фигура такая же изящная, и он не смог удержаться от воспоминаний о ее миниатюрном теле. Даже не взглянув на него, она уже его околдовала. Он чувствовал себя так, словно не было этих двух лет, словно еще вчера они кувыркались на кровати в Жасминовой спальне, смеясь и целуясь.

В комнате находился, кроме Фица, лишь один мужчина — сутулый силуэт в темно-сером повседневном костюме из какой-то грубой ткани. Он сидел за столом, склонившись над гроссбухом. Он был в толстых очках, но и через них Фицу было заметно, с каким обожанием смотрел этот человек на Этель, когда она остановилась рядом и заговорила с ним. Она обращалась к нему так ласково и непринужденно, что Фиц подумал, уж не женаты ли они.

Обернувшись, Этель встретилась глазами с Фицем. Ее брови взметнулись вверх, рот изумленно приоткрылся. Она шагнула назад, словно испугавшись, и наткнулась на стул. Сидевшая на стуле женщина повернулась к ней с раздраженным видом.

— Извините, — произнесла Этель, даже не взглянув на нее.

Фиц поднялся с места, что было с его покалеченной ногой нелегко, ни на миг не отрывая от Этель горящего взгляда. Было видно, что она колеблется, не зная, подойти к нему или убежать в безопасность своего кабинета.

— Здравствуйте, Этель, — сказал он. Вряд ли она услышала его слова в другом конце большой шумной комнаты, но наверняка видела движение губ и поняла, что он сказал.

Она решилась и пошла.

— Как поживаете, господин граф? — поздоровалась она, и от ее напевной валлийской манеры говорить обычная фраза зазвучала, как музыка. Она протянула ему руку для рукопожатия — кожа была шершавая.

— А вы как поживаете, миссис Уильямс? — спросил он, приняв предложенную ею форму общения.

Она выдвинула стул и села. Опускаясь на соседний стул, он подумал, что она ловко поставила себя с ним наравне, только вот близкими эти новые отношения нельзя было назвать.

— Я видела вас на службе в парке, — сказала она. — Мне очень жаль… — Ее голос задрожал. Она опустила взгляд и начала сначала: — Мне жаль, что вас ранило. Надеюсь, вы идете на поправку?

— Медленно. — Он видел, что она говорит искренне. Кажется, несмотря на все произошедшее, она не стала его ненавидеть. Это его тронуло.

— А как это случилось?

Он рассказывал об этом так часто, что ему надоело.

— Это случилось в первый день битвы на Сомме, так что самой битвы я не видел. Мы выбрались из траншеи, вышли за наши заграждения и побежали через нейтральную полосу. А следующее, что я помню, — меня уже несут на носилках, и боль адская.

— Мой брат видел, как вы упали.

Фиц вспомнил упрямого капрала Уильяма Уильямса.

— Правда? А с ним что?

— Его отделение заняло немецкий окоп, а потом, когда у них кончились патроны, им пришлось вернуться.

— Он получил медаль? — поинтересовался Фиц.

— Нет. Полковник сказал ему, что надо было стоять насмерть, защищая позицию. Билли сказал: «Что, как вы?» — и на него наложили взыскание.

Фиц не удивился. С Уильямсом все время что-то происходило.

— Ясно… А что вы делаете здесь?

— Работаю у вашей сестры.

— Она мне не рассказывала.

— Вряд ли она могла подумать, что вас заинтересуют новости, касающиеся бывших слуг.

— Чем же вы занимаетесь? — спросил он, не обращая внимания на насмешку.

— Работаю в газете «Жена солдата» старшим редактором. Занимаюсь печатью и распространением и редактирую страницу писем. И распределением средств тоже занимаюсь я.

Это произвело на него впечатление. По сравнению с должностью экономки это был большой шаг вперед. Но она всегда выделялась исключительными организаторскими способностями.

— Видимо, моих средств?

— Не думаю. Мод щепетильна. Она знает, что вы не возражаете против того, чтобы платить за чай и выпечку или лечение солдатских детей, но использовать ваши деньги для антивоенной пропаганды она бы не стала.

— А что, эта газета занимается антивоенной пропагандой? — спросил он просто чтобы поддержать разговор, ради удовольствия смотреть на ее лицо.

— Мы обсуждаем открыто то, о чем вы говорите втайне: возможности прекращения войны.

Она была права. Фиц знал, что политики, имеющие наибольший вес, говорили о мире, и это приводило его в ярость. Но спорить с Этель ему не хотелось.

— Ваш герой Ллойд Джордж считает, что в войну нужно вкладывать больше сил.

— Как вы думаете, станет он премьер-министром?

— Король против. Но вполне может оказаться, что это единственный кандидат, способный объединить парламент.

— Боюсь, с ним война протянется дольше.

Из своего кабинета вышла Мод, и Фиц заметил, что чаепитие уже закончилось, а женщины уносят посуду и разбирают своих детей. С изумлением он увидел тетю Гермию со стопкой грязных тарелок в руках. Как меняет людей война!

Он снова посмотрел на Этель. Она по-прежнему была женщиной, красивее которой он никогда не встречал. Он поддался порыву и тихо сказал:

— Давайте встретимся завтра!

Похоже, предложение ее ошеломило.

— Зачем? — спросила она тихо.

— Да или нет?

— Где?

— На вокзале Виктория. В час. У выхода на третью платформу.

Она не успела ответить — подошел тот человек в толстых очках, и Этель представила его.

— Господин граф, позвольте вас познакомить с председателем олдгейтской ячейки партии лейбористов господином Берни Леквизом.

Фиц пожал ему руку. На вид Леквизу еще и тридцати не было, и Фиц догадался, что в армию его не взяли из-за плохого зрения.

— Мне очень жаль, что вы были ранены, господин Фицгерберт, — сказал Леквиз, который, как оказалось, говорил как кокни.

— Там пострадали тысячи, счастье, что я остался жив.

— Оглядываясь назад, можно ли было на Сомме сделать что-то иначе, чтобы исход наступления был другим?

Фиц задумался. Чертовски хороший вопрос.

Пока он думал, Леквиз сказал:

— Что нам было нужно — больше людей и боеприпасов, как заявляют военные? Или более гибкая тактика и хорошая связь, как говорят политики?