Она обрадовалась тому, что он не стал говорить ей про ее красивые глаза и прочую подобную чушь.

— Я согласна с вашим президентом, — сказала она. — Английская армия уже потеряла миллион человек. Одна только Сомма стоила нам четыреста тысяч жизней.

— А что думают обычные англичане?

Мод помолчала, размышляя.

— Большинство газет все еще делают вид, что на Сомме мы одержали великую победу. Любая попытка взглянуть более трезво объявляется непатриотичной. Я уверена, что лорд Нортклифф предпочел бы военную диктатуру. Но большинство англичан поняли, что мы не побеждаем в этой войне.

— Возможно, Германия соберется предложить мирные переговоры.

— О, как бы мне хотелось, чтобы вы оказались правы!

— Я думаю, скоро можно ждать официального заявления.

Мод взглянула ему в лицо.

— Простите меня, — сказала она. — Я думала, вы просто хотите завязать светскую беседу… Оказывается, нет… — Она была взволнована. — Мирные переговоры! Неужели правда?

— Нет, это не светская беседа, — сказал Гас. — Я знаю, у вас есть друзья в либеральном правительстве.

— Только теперь это не либеральное правительство, — сказала она. — Это коалиция, и в кабинете министров несколько консерваторов.

— Прошу прощения, я неправильно выразился. Но все равно премьер-министром остается Асквит, а он либерал. И мне известно, что вы хорошо знакомы со многими лидерами либералов.

— Да.

— Я пришел спросить вас: как, по-вашему, может быть принято предложение немцев?

Она задумалась. Она знала, кого Гас представляет. Этот вопрос ей задавал в его лице президент Соединенных Штатов. Ей лучше быть точной.

— Десять дней назад в кабинете министров обсуждали письмо лорда Лансдауна, он был министром иностранных дел в прежнем правительстве консерваторов. В письме говорится, что победить в этой войне мы не сможем.

— Правда? — оживился Гас. — Я этого не знал.

— Конечно, это держали в тайне. Но слухи ходят, а Нортклифф негодует по поводу, как он говорит, пораженческих разговоров о достижении мира переговорами.

— И как приняли это письмо Лансдауна? — с жаром спросил Гас.

— Я бы сказала, что четыре человека склонны с ним согласиться: министр иностранных дел сэр Эдвард Грей, министр финансов Маккенна, министр торговли Рансиман — и сам премьер-министр.

Гас улыбнулся.

— Мощная фракция!

— Особенно теперь, без этого задиристого Черчилля. Он так и не оправился после провала Дарданелльской операции, это же был его проект.

— А кто в кабинете министров настроен против Лансдауна?

— Дэвид Ллойд Джордж, военный министр и самый популярный политик в стране. Лорд Роберт Сесил, министр по блокаде. Артур Хендерсон, главный казначей, он же — лидер партии лейбористов. И Артур Бальфур, Первый лорд Адмиралтейства.

— Я видел в газетах интервью Ллойда Джорджа. Он сказал, что хочет довести бой до нокаута.

— К сожалению, большинство с ним согласны. Конечно, другую точку зрения было бы мало шансов услышать. Те, кто выступает против войны, — такие, как философ Бертран Расселл — постоянно подвергаются нападкам правительства.

— И к какому же заключению пришел кабинет министров?

— Ни к какому. У Асквита так заканчиваются многие заседания. Его нерешительность у многих вызывает недовольство.

— Жаль. Но тем не менее, мне кажется, предложение о мирных переговорах, упадет на благодатную почву.

Как же приятно, подумала Мод, беседовать с человеком, который относится к тебе со всей серьезностью. Даже у умных собеседников при разговоре с ней в голосе проскальзывали снисходительные нотки. И только один человек говорил с ней как с равной — Вальтер.

В эту минуту в комнату вошел Фиц. На нем был черно-серый костюм, пошитый в Лондоне, и было видно, что он только что с поезда. На глазу у него была повязка, при ходьбе он опирался на трость.

— Прошу прощения, что обманул ваши ожидания, — сказал он. — Мне пришлось остаться в городе еще на день. Весь Лондон взбудоражен развитием последних политических событий.

— О чем вы говорите? — спросил Гас. — Мы еще не видели сегодняшних газет.

— Вчера Ллойд Джордж написал Асквиту с требованием сменить курс ведения войны. Он хочет, чтобы все решения принимал облеченный полномочиями военный совет, состоящий из трех министров.

— Асквит на это пойдет? — спросил Гас.

— Разумеется нет. Он ответил, что если бы создали такой совет, председателем пришлось бы стать премьер-министру.

Ехидный друг Фица Бинг Уэстхэмптон сидел на диване у окна.

— Ну тогда и смысла нет, — сказал он. — Любой совет, во главе которого встанет Асквит, будет столь же слабым и нерешительным, как кабинет министров… — Он виновато взглянул на окружающих. — Прошу прощения у присутствующих министров.

— Однако вы правы, — сказал Фиц. — Это письмо — вызов Асквиту, особенно после того, как Макс Эйткен рассказал обо всем газетчикам. Сейчас уже нет возможности пойти на компромисс. Это война до победного конца, как сказал бы Ллойд Джордж. Если не получится так, как он хочет — ему придется выйти из кабинета министров. А если получится — уйдет Асквит, и нам придется выбирать нового премьер-министра.

Мод встретилась глазами с Гасом. Она поняла, что они думают об одном и том же. Если на Даунинг-стрит будет Асквит, это даст шанс мирной инициативе. Если в поединке победит Ллойд Джордж, все будет по-другому.

В холле прозвучал гонг, объявляя гостям, что настало время переодеваться в вечерние наряды. Чаепитие закончилось. Мод ушла в свою комнату.

Все, что она наденет, было подготовлено. Это вечернее платье было куплено в Париже для лондонских балов еще в 1914 году… С тех пор она почти не покупала нарядов. Она сняла платье, в котором выходила на чаепитие, и надела шелковый халатик. Звонить горничной пока не стала: ей хотелось несколько минут побыть одной. Она присела к туалетному столику и посмотрела на себя в зеркало. Ей двадцать шесть, и это уже заметно. Она никогда не была красавицей, но симпатичной ее называли. С наступлением сурового военного времени черты утратили мягкость и стали более резкими. Что подумает Вальтер, когда увидит ее — если им суждено когда-нибудь встретиться? Она коснулась рукой груди. В конце концов хотя бы грудь все еще упругая. Ему понравится… От мыслей о нем соски напряглись. Она подумала, не успеет ли…

В дверь постучали, и она с виноватым видом опустила руки.

— Кто там? — спросила она.

В комнату вошел Гас Дьюар.

Мод встала, запахивая халатик, и сказала как можно решительнее:

— Господин Дьюар, будьте добры немедленно выйти!