— Мы не можем арестовать ее без обвинений.

— И не можете спасти мою семью прежде, чем арестуете ее. Знаю. Не думаете же вы, что мы не рассматривали вариант обращения к человеческим властям?

— Если твою семью удерживают против воли, то это же похищение или типа того, верно? — уточнила я.

— Да, — сказал Фланнери. Его отношение изменилось как только он увидел шрамы.

— Она живет в крепости, простоявшей века. Вы не сможете освободить всех заложников, не войдя в ее логово, а она перебьет их всех.

— Я подумаю, что можно сделать, — пообещал Фланнери.

— Нет, вы должны дать слово чести, что ничего не расскажете другим офицерам.

— Ты сообщил о преступлении — мне, всем нам, и у всех у нас есть значок.

— Я пришел к вам не как к маршалу США и сотруднику ирландской Гарды. А как к Фейри-доктору, королеве вампиров и к Смерти, ибо именно так вас прозвали вампиры, маршал Форрестер. Если бы я хотел подписать смертный приговор своей матери и сестре, то пошел бы в полицейский участок Дублина еще много лет назад.

В итоге Райли добился от Фланнери слова чести, что тот не расскажет об услышанном никому из офицеров, а только другим фейри. Если они смогут помочь Райли, то Роаны примут помощь.

— Я пробыл здесь слишком долго. Мне нужно идти, — сказал он и ушел, запомнив наши номера телефонов, но не оставил нам свой. Он слишком боялся, что его мобильный отнимут, и мое имя найдут в контактах.

Официантка выпроводила парней, а затем и меня, после чего осталась мыть пол, потому что именно эту легенду она скормила своему шефу: что кто-то так сильно замарал туалет, что ей пришлось мыть там пол. Она больше не пожелала разговаривать с нами, поэтому мы вернулись за столик. Еда уже ждала нас. Рагу оказалось восхитительным — его подали с темным, сладковатым хлебом. Я выпила три стакана воды и две колы, восстановив свой водный и кофеиновый баланс. Жизнь налаживалась.

Эдуард подбросил нас в отель, чтобы мы могли встретиться там с остальными, потому что всем нам нужно было поспать пару часов, пока у нас вообще была такая возможность.

— Местная полиция опять малодушничает по поводу тебя, Анита. Кажется, они думают, что если позволят тебе увидеть улики, то ты используешь их, чтобы начать убивать вампиров.

— Почему насилия с моей стороны пугает их больше, чем с твоей? — удивилась я.

— У тебя на счету больше убийств.

Я наклонилась и прошептала:

— Только законных.

Он улыбнулся, а затем с его губ слетел смешок. Если мы считали незаконные убийства, то он всегда был впереди, но эта информация не для ирландской полиции.

— Хочешь сказать, что они могут запретить мне помогать сегодня вечером?

— Иди поспи немного, Анита.

— Проклятье, Тед.

— К тому времени, как ты проснешься, вероятно проснется и твой жених, и мы сможем ему позвонить.

— Ага, я поговорю с Жан-Клодом.

Он глянул, как с частью багажа мимо нас прошли Натэниэл и Дев. Другой охранник, который регистрировал нас, просто закинул багаж в одну комнату, чтобы разобрать его позже.

— Анита, поспи обязательно.

— Из-за смены часовых поясов я практически без сил. Поверь, я посплю.

Мимо прошел Никки с багажом:

— Дев бузит и заявляет, что хочет сегодня ночевать с тобой и Натэниэлом. Но я думаю, тебе лучше поспать со мной и Натэниэлом.

— Согласен, — с улыбкой проговорил Эдуард.

Я уставилась на них хмурым взглядом:

— В следующие пару часов я планирую спать и ничего больше.

— Слово скаута? — поддразнил Эдуард.

— Да!

— Разве можно давать слово скаута, если никогда не был бойскаутом? — спросил Никки.

— Хватит, пошли завалимся на кровать и поспим.

В конечном счете именно Дев завалился с нами, потому что так захотел Натэниэл. Мы действительно спали, но положили Натэниэла посередине, между мной и Девом. Это бы не сработало, если бы вместо Дева с нами остался Никки.

Мы извлекли Дамиана из сумки, и он вывалился к нам на руки безвольным мертвым телом. Современные технологии могли подсказать, что мозговая активность вампиров не падала, в отличие от настоящих трупов, но когда вы держите их на руках, они ощущаются, как мертвецы. Вероятно, если бы на своей работе я не насмотрелась на умерших, меня не коробил бы так вид кого-то, о ком я забочусь, пусть это и было всего лишь временно, только на день. Мы уложили Дамиана в шкаф, чтобы обеспечить ему дополнительную защиту от солнечных лучей. Пришлось потрудиться, запихивая его руки и ноги внутрь, чтобы он при этом не застрял в дверях. Все это ощущалось как-то неправильно, словно мы не нашего любовника укладывали на ночь или на день, а ныкали какое-то тело, которое не должна обнаружить горничная.

Я улеглась на дальний край кровати, а Натэниэл пристроился к моей спине, одной рукой прижимая меня к своему телу, словно я была его любимой мягкой игрушкой. Его обнаженное тело касалось моего по всей длине — именно так мы всегда спали, когда ночевали вместе. Рука Дева была перекинута через Натэниэла, так что его крупная ладонь обвивала и мое тело, встречаясь по пути с рукой Натэниэла, поэтому, засыпая, я оказалась обнята сразу двумя мужчинами.

Мне снился Райли-роан, хотя во сне я называла его Шелки. Это слово было для меня привычнее, но он продолжал поправлять меня, пока мы прогуливались по мощеному некрупным булыжником тротуару вдоль одной из улиц Дублина, и более грубому камню самой дороги. В какой-то момент мы зашагали прямо посреди дороги и, чтобы не сбить нас, машинам приходилось притормаживать. Я все твердила:

— Нам нужно уйти с дороги, или нас собьют.

— Это неважно, — ответил он и протянул мне свою руку. Я приняла ее, и сон изменился. Там, где мы оказались, было темно, а запястья Райли были закованы в кандалы. Даже во сне я поняла, что это были именно кандалы, а не наручники, потому что на них не было замка — лишь кусок металла, который проскальзывал внутрь и загибался. Если бы был шанс до него дотянуться, то можно было освободиться, но у Райли такого шанса не было.

Откуда-то сверху падал солнечный свет, словно природный прожектор освещал его лицо и верхнюю часть его тела. Свет был достаточно ярким, чтобы я смогла, наконец, различить границу между его черными зрачками и радужкой глаз. Он моргал этими огромными, прекрасными и почему-то нечеловеческими глазами. Вернее, они были человеческими, но их цвет