«Вот наглый абрек! Прошел!» — злобно думал Кока, надеясь, что подлог будет обнаружен, а Сатана не пропущен. Тогда были шансы получить паспорт обратно. Хоть и мизерные, но были. А сейчас до Коки окончательно дошло: «Кинули! Как щенка кинули!..» Он как-то сразу угас и ослабел.

Тем временем Мамуд резко развернул машину и погнал в сторону города, рассказывая, что Сатана в побеге, ему надо помогать, и хорошо, что он был в хорошем настроении, а то мог бы и покалечить Коку…

— За что меня калечить? Я и так покалечен! Почему именно у меня взяли? — плаксиво спрашивал Кока, хотя это уже имело мало значения.

— Никого больше не подвернулось… Мы уже пару часов сидели, ждали, кто близкий появится… Да ты не бойся — не потеряется твой паспорт. Сатана вышлет его по почте. Ты только адрес свой дай, куда посылать…

«Адрес?.. Какой?.. Зачем?.. Черта с два он вышлет, больше ему делать нечего… Будет с этим паспортом разбойничать, пока не поймают», — скорбно думал Кока, но все же уныло нацарапал на пачке сигарет свой французский адрес. Мамуд посмотрел, понял слово «PARIS» и уважительно спрятал бумагу:

— Париз, ялла!.. Баб, наверно, много!..

Кока полностью сник. Пара месяцев сидения в Тбилиси, без денег, под страхом ареста и без документов, была обеспечена. А что этот проклятый Сатана по его паспорту в Европе натворит — неизвестно. Во всех картотеках, считай, место забито…

Не слушая веселую болтовню Мамуда, он заторможенно смотрел на дорожные выбоины, рытвины и колдобины, натужно думая, что делать. На секунды пришла мысль о мести, но кому и как мстить?.. Мамуду?.. Нечего предъявить, да и связываться опасно с такой бестией. Сатане?.. Где он?.. И что Кока ему может сделать?.. Ничего. Против Сатаны никто из районных парней не отважится выступать. А самого Коку он изувечит — и все.

Так они доехали до центра. Мамуд вежливо поинтересовался, куда его подбросить. Кока вылез на Земмеле, купил бутылку водки и до сумерек просидел в садике, скорбно обдумывая положение и прихлебывая из горлышка, пока не задремал. Но его разбудил дворник и велел идти домой — нечего по вечерам по садикам шастать, если ты плохого не задумал, а если задумал — сейчас позовем милицию!

Кока с трудом дотащился до дому, а бабушке, еле ворочая языком, объяснил какую-то чушь:

— Вот… лично приехал сообщить… пролет прошел успешно…

Бабушка, мало понимая, в чем дело, была ошарашена такой вежливостью и усадила внука за котлеты, которые еще оставались со вчерашнего дня. Он вяло жевал, вполуха слушая о том, что покончил жизнь самоубийством Большой Чин.

— Какой это? — не понял он.

— Ну, тот человек, который вас спас после драки. Из ЦК, — взволнованно сказала бабушка. — Ты же у него был недавно! Я всегда говорила, что он порядочный человек, не в пример тем, кто жив и здравствует. Не выдержал лжи. И сделал так страшно: бросился сердцем на кинжал… До войны так же покончил с собой муж мадам Соломонсон, ювелир, когда чекисты пришли его брать…

«Чекисты… Сатана… Мамуд… Соломонсон… Большой Чин… Чтоб вас всех черти взяли!..» — вращалось в голове у Коки, пока он окончательно не затих на своей постели без простыни и наволочки, снятых бабушкой для стирки.

Возвратившись утром из магазина (он привык к свежему молоку и круассанам), Нугзар увидел сидящего на земле, около двери, небритого, похудевшего и дрожащего Сатану. Рядом не было ни чемодана, ни сумки… Сердце у Нугзара екнуло.

— Ты? Так быстро все уладил? Когда прилетел? — обнял он Сатану. Тот был мокрый от пота. — В ломке?

— Еще в какой! Плохо, Нугзар, совсем плохо! — сказал Сатана. — Я едва спасся, хорошо, что ты оставил адрес в «Кабуле»…

— Пошли в дом.

И, пока они молча поднимались на второй этаж, Нугзар думал, что могли означать «едва спасся» и «совсем плохо». То, что Сатана тут — уже хорошо. Плохо — это когда в тюрьме. А совсем плохо — это конечная остановка, смерть.

Нугзар завел Сатану в комнату, начал помогать ему раздеваться, дал свежее белье из своих вещей (которые О держала в порядке). От Сатаны несло тем липким убойным запахом, который вылезает из человека в преддверии ломки. Сатана сопел и не сопротивлялся, только спросил, есть ли где помыться.

— Есть, мы не в пустыне… Ну, что, говори! — поторопил его Нугзар.

— В Тбилиси попал без проблем — Тите, дай Бог ему здоровья, как за сыном следил, завел в Пулково с черного хода, а в Тбилиси все прошло гладко…

— Паспорт проверяли?

— Смотрели. Ничего. Розыска нет. То есть не было… тогда…

— А сейчас? — с неприятным чувством спросил Нугзар и услышал, чего ожидал:

— А сейчас есть.

— Откуда?

— Оттуда!.. — Сатана прекратил снимать майку. — Дай скажу! Прилетел, домой звякнул, узнал, когда братана судилище, то да се, сразу с Мамудом в Авлабар дернул (чего Нугзар и опасался), Артурика повидал, у него на хате ширнулся и закемарил. Утром сестру спросил по телефону, нет ли топтунов. Нет, говорит, никого во дворе. Да и сам маракую: если бы захотели меня взять — то в аэропорту бы и зажопили прямо… Мамуду тоже цинканул, чтоб поглядел. Тот поехал, покрутился, нет, говорит, все чисто. Ну, вечером мать повидать, подарки, сувениры, то да се, там еще у меня в подъезде, в тайнике, «Макаров» был заныкан, взять хотел по ходу дела (этого Нугзар тоже опасался). Хорошо, кто-то слямзил… Эти трусы на меня не полезут!.. Других нет?..

— Нет, только такие.

Сатана порылся в трусах и носках — все было мало.

— Мамуд ночью заехал — и на Кукию за цацками и бабками отправились. Мамуда на дороге бросил, сам в лес, место нарыл, хотел уже ящик в тачку нести, как тут с неба на голову — два мента!.. Как подошли, как подкрались — ни грамма не слышал!.. Может, в засаде были?..

— Как же в засаде, когда ящик мы с тобой вдвоем зарывали? Кто же ментам это место сдал? Ты думай, что говоришь! — недовольно заметил Нугзар (он уже понял, что, так или эдак, все пропало).

— Что ты, что ты… Мы разве психи?.. Мамой клянусь, Мамуда спроси, он видел, как «цветные» меня в железа одели и повезли в ментовку. Он сзади ехал.

— Короче, собаки все себе забрали? — понял Нугзар.

— Ну… — Сатана, раздетый до грязных трусов, вдруг стал слоняться по комнате, что-то высматривая. — Дай финку, на улицу сбегаю, какого-нибудь черномазого кину, скоро меня ломать начнет, я с Парижа не делал… — сказал он без всяких лац-луцов и орер.

Это уже было серьезно. Сатана в ломке — зрелище не из легких. Тут из комнаты Норби вдруг громко грянула скрипка. Сатана присел от страха:

— Что это?.. Концерт у тебя?.. Где мы?..

Нугзар поспешил к Норби. Тот, скрючившись, лежал на матрасе. Видно, задремал, сполз, и наушники вырвало из гнезда. Скрипка истошно визжала. Нугзар сделал музыку тише, но не выключил.