Анзор стонал под мешком, привалившись к скамейке и дергая связанными руками. Зура плюнул ему на спину и пошел к машине. Сев сзади, рядом с Ладо, хлопнул Борзика по плечу:

— Поехали, братишка!

Все продолжали молчать. Ладо обернулся: в лунном свете было видно, как около скамейки на коленях недвижно стоит человек в обвислой майке, без трусов, с мешком вместо головы, весь обсыпанный мусором.

— Он не умрет так? — спросил Борзик. — Потеря крови и все такое?

— В ушах крови нет. Там только грязь, — ответил Зура.

Илико согласно закивал и, вытащив новый гвоздь, стал его вертеть и поглаживать, что-то мыча. Тут до Ладо дошло, что Илико, возможно, немой!.. Он никогда от него не слышал ни слова!.. Но сейчас не до этого. Ладо был подавлен увиденным. А Зура, как после хорошей работы, весело говорил:

— Зачем ему вас видеть? И нас вряд ли узнает, видел пару секунд со сна… Пусть постоит, подумает… Зло можно победить только злом.

— Зло на зло дает добро, что ли? — не удержался Ладо.

— А как же?.. Вот он сейчас постоит так сутки и подумает, надо ли людей наебывать, или, может, с ними лучше быть честным. Чем человеку хуже — тем он лучше… А чем человеку лучше — тем он наглее, злее… Значит, человеку надо сделать плохо, чтобы он стал лучше. Что делать, если по-другому он не понимает?.. Христиане недаром ищут страданий. Наказывать надо, но убивать нельзя, грех, — заключил Зура, возвращая Ладо его нож.

«Эге, — подумал Ладо, искоса поглядывая на медный профиль Илико. — Эти молодые бородачи будут пострашней наших старых бандитов и ментов!» — а Зуре вяло возразил:

— Какой-то жестокий гуманизм.

— Накажи одного, чтоб другие не страдали — разве не справедливо? — ответил на это Зура. — Справедливости захотел от людей… Да, многое надо менять… Вот, например, наследование надо отменить: пусть все живут на равных. А то рождается какой-то принц Чарлик с ушами, как у свиньи, и лицом, как у козы, а ему тут же миллионы и почести. За что? Почему? Каждый пусть выбирается сам. В природе этого нет. Сильные львята выживают, слабые — дохнут. Деньги, что остаются от богачей, брать в казну, а не давать детям и внукам — они-то при чем?

Ладо постепенно приходил в себя, радуясь, что все закончилось, хотя вид прибитого ухом к скамейке не исчезал из памяти. Тлело беспокойство, что Анзор может умереть. И не было удовлетворения, а только опустошенность и неприятный мутный осадок, и злость на себя, манекена… Вот Зура знает, чего хочет, и делает это. А Ладо не знает, что ему надо, и поэтому другие делают с ним, что хотят — что Анзор, что Зура…

Рассветало. Борзик предложил поехать на Пески,[110]поесть хаши, но они ведь не с похмелья, а кому на трезвую голову полезут в глотку, в пять часов утра, говяжьи потроха и копыта?

Сбросив Зуру с Илико на Бахтрионской, поехали дальше. Борзик по дороге рассказывал, как сел брюхом на камень и чуть не угробил машину, когда ездил в Казах за опиумом. Ладо слушал Борзика, понимая слова отдельно, но в целое слепить их не мог — мозг словно отключился. Борзик будто понял его состояние, спросил:

— Как думаешь, Анзор не подохнет там?

— А что делать? Не поедешь же туда с клещами его освобождать?

— Правильно… — перебил Борзик свою минутную слабость. — Пусть, сука, постоит, подумает. Нас с тобой никто не видел и не слышал, машина чужая… Да и вряд ли номера кто-нибудь успел заметить… Зура прав — надо таких жлобов учить! Он тебе пощечину дал?

— Не он, другой, — опять очень нехотя ответил Ладо.

— Ну, какая разница?.. И того, другого, также наказать! Кидняки, беспредел… Что, перестройка такая? — вспомнил он модное слово. — Это в ломке человек не понимает, что творит, а здесь…

— Сейчас и есть ломка.

— Брось! Анзор от рождения мерзкая крыса! Ну, я поехал. А ты молчи, никому не болтай!

Было около шести утра. Идти домой, будить всех? Нет, лучше переждать где-нибудь, а потом встретиться с Наной.

Но где? Извечная проблема… Надо найти Шалико Сванидзе… Или попробовать у Художника попросить ключи? Там, правда, грязь и бардак… Да и у Шалико не лучше…

Ладо поехал вначале к Художнику. Но там дверь оказалась закрыта. И ранний сосед, вышедший в пижаме в дворовую уборную, сказал, что две недели никого нет, и слава богу, что нет, чтоб они все провалились, морфинисты! «Смотри, сам в очко не провались» — подумал Ладо, отправляясь дальше.

Шалико был дома. И не один — из кухни доносилось звяканье.

— Двоюродный брат из деревни приехал…

— Ясно, что из деревни — не из Нью-Йорка же! — кисло пошутил Ладо, для которого такая помеха означала потерю хаты.

Он заглянул на кухню: на столе — огромный баллон с вином, полпоросенка, сыр, жареная курица. У стола сидел молодой бугайчик, чем-то напомнивший Зуриных крепышей, только без бороды и с отвислым животом, поросшим курчавой шерстью.

— Кахабер, — представился он и взял штоф за горло. — Выпьешь?

— Нет, я на работе, — отказался Ладо и вышел в комнату. — Что у тебя иконок поубавилось? — указал он на стены в трещинах, где раньше висели прикнопленные копеечные бумажные иконки.

— Украли, сволочи… И кому они нужны?.. — переминался Шалико босыми ногами.

— Были менты тут? — вспомнил Ладо.

— Были. Еле откупился. Хорошо, что мой дядя знал их.

И Шалико рассказал о визите Макашвили. Выслушав эту краткую историю, Ладо спросил:

— А почему ты не уехал в деревню? Мы же тебя предупредили!

— Да, неправильно сделал, лучше бы уехать, — чистосердечно раскаялся Шалико. — А к тебе менты заходили?

— Меня не застали. Дома ничего не говорили. Наверно, еще явятся! — И только сейчас Ладо всерьез подумал о списке и о том, что менты были уже у Серго, у Шалико, наверное, взяли Художника, и, очевидно, скоро доберутся и до него. Их еще не хватало!.. Вот Гуга слинял (он и раньше говорил, что надо уйти в подполье, пока проколы не заживут, вот и скрылся с мацанкой). А может, Анзор и его кинул?.. Сейчас уже неважно. — У тебя проколы есть?

Шалико вывернул руки:

— Нет, откуда? Пятый день пью…

— Сколько держатся синяки? Шалико пожал плечами:

— Неделю… Или две…

Из кухни донеслось чавканье, звяканье, стук вилки о тарелку.

— Он надолго? Здесь живет? — кивнул на звуки Ладо без особых надежд.

— Здесь, где еще? А что, хата нужна? Можно. Мы с ним собираемся в гости к тете.

— Когда?

— Попозже. Часов в пять.

— Если вы весь штоф выжрете, то в пять точно будете спать мертвым сном, — с сомнением покачал головой Ладо.