Нугзар раздваивался, не знал, что делать. Решил не торопиться. Разговоры с Сатаной — это одно, Сатана — друг и брат, он все поймет. Письмо у ментов — другое. А он, Нугзар, сам — это третье, и главное. Как он себя поведет дальше — так тому и быть. Пока никто ничего не знает. О вообще думает, что он — инженер. Надо бы с ней поговорить о том, как, в случае чего, сдавать в «азил» Сатану, которому лучше тут, в общежитии посидеть и баб потискать, чем на нарах в Ортачальской тюрьме корячиться. Где жить сейчас Сатане — тоже вопрос. Здесь, в комнате, нет места на двоих. Надо и об этом подумать.

Потом Нугзар усмехнулся, представив себе, как Сатана огрел ментов наручниками. Они ему говорят: легонько, для марьяжа, по спине, а он, бугай, с размаху, без марьяжа, по башке! Рисковый! По чужому паспорту не побоялся лететь. Нугзар бы никогда не пошел на это. Зачем? Не лучше ли сесть в поезд и спокойно уехать до Москвы или Ленинграда. А потом? И потом также поездом, приготовить сто долларов, сунуть пограничнику — и все. А в аэропорту на спецконтроле кому давать?.. Их там, как мошек рой… Всем не дашь, все друг за дружкой следят…

Он спрятал альбом под Библию, стал прибирать. В комнате беспорядок, наделанный Сатаной, который всю жизнь чего-то хочет: есть, пить, писать, какать, ширяться, трахаться… Да и каждый человек с рождения до смерти постоянно чего-то хочет… В утихомиривании этого проходит вся жизнь. А после человека остаются и мочи пруд, и холмы кала…

Позвонила О. Нугзар сообщил ей, что к нему приехал друг и он будет занят с ним, и нет ли какой-нибудь подружки, у которой тот мог бы пожить немного… Девушка в накладе не останется… Потом уточнил, сколько стоит час работы переводчика. Выяснилось, что по-разному: европейские языки — дешевле, экзоты — подороже, русский — в их числе.

Денег у него осталось всего пятьдесят гульденов. У О просить не хотелось, хотя Нугзар не исключал, что может одолжить. До торгов. А потом, получив куш, он отломит и ей, и Сатане. Но никому ничего нельзя прежде времени говорить: проболтаешься — всегда крах. Он верил в приметы, исполнял наказы Варлама Ратиани: «Когда идешь на дело, надо оставлять дома как можно больше недоделанных дел, чтобы Бог видел, что тебе надо их доделать. И лучше всего, если эти дела будут добрые — так вернее».

— Эти вещи… что ты рассказывала про азил… ты тогда шутила или говорила серьезно? — спросил Нугзар (теперь уже не зная, для кого спрашивает — для Сатаны или для самого себя).

— Серьезно. Я как раз позавчера ездила переводить в лагерь, там сейчас полно китайцев, тайцев… Все врут напропалую…

— Мне это интересно. Может, зайду… Целую… Сегодня — нет, надо с приехавшим поговорить. Как зовут? Са-та-на! Да-да, как Сатан из Библии… Кличка такая… Хороший парень, тебе понравится. Ты же любишь больших белых мужчин, — не удержался он, невольно вспоминая, как истово она натягивается кукольным ротиком на член.

Раздался гудок машины. Нугзар выглянул с балкона — опять доехали по узким улочкам прямо до подъезда, хотя ездить тут вообще запрещено!.. А ну, полиция увидит, привяжется?..

— Не могли машину где-нибудь бросить? — открыв дверь, спросил он.

— Где тут ауту[112]бросишь, всюду железки, — шел по лестнице Васятка, за ним бухал по ступенькам Юраш. — Салям, салям! — Пожатия рук. — А где кореш?

— Не выдержал, в город пошел за героином.

— Еб же ты еб, мы же привезли, вот, на полтинник для него взяли… Ребятам на пятьсот марок везем и ему отломили.

Нугзар взял пакетик с порошком песочного цвета, бросил его, с глаз долой, на полку, попал на Библию и тотчас переложил в другое место.

— Спасибо. Откуда у ваших ребят столько денег?

— Воруют, из дома тырят, с баб снимают, вещи с Ладенов[113]таскают. Вот один недоумок таксистов грабил, убивал и ауты сжигал.

— Это за тридцать-сорок марок такая живодерня, прикинь хуй к носу! — добавил Юраш.

— Ну… Его быстро поймали, понял-нет? А чего делать, когда грамм за сто марок перевалил? В Германии лекарства мало, а что есть — ершеное очень, ебаный кебан.

— Но каждый день в Роттердам ездить тоже несладко?

— А чего махен[114]будешь? Да и тут уже ершить начали будь здоров. Раньше товар был первый сорт, а сейчас — песок один.

— Туфта этот хероин! Наша опиуха лучше! — вступил Юраш. — Ее видно, и нюхнуть можно, а тут чего такое?.. Ни запахуя, ни цветахуя… Пока не въебошишь пару кубов — неизвестно.

Васятка поддержал его:

— Малой тут чуть не подох недавнось — у неизвестных тайцев с рук героин купил, а он неершеный оказался, крепкий, как еб твою мать. Пацанчики-тайчики у старших брудеров[115]украли и втихаря в город вынесли продавать. Малой купил, в туалете бара двинулся, вылез, первой волной его качнуло в зале — на тиш[116]налетел, но удержался. Вторая его шибанула на выходе — на пол брякнулся, но встал, из бара выполз, а на улице третья его убила — упал, лежал, пока «скорая» не увезла. Откачали. Ему арцты[117]всяких прищепок понацепили, давление туда-сюда слушают, спрашивают: «Кололся?», а он им: «Первый раз. Хотел самоубивство сделать». «А это что? — смеются и на его мозоли и проколы цайгают.[118]— Сколько раз в день с собой кончаешь?» Веселые, блин! Пока тудым-сюдым, Малой в туалет попросился, их присоски в нужник спустил и дриснул по лестнице к хуям на хуй. Сбежал. А потом еще три дня отлеживался где-то, не в себе от того лекарства: ауги открывал, смотрел, закрывал. Так фиксанулся, что на три дня хватило. А на вид, говорит, столько же насыпал в ложку, что всегда сыпем, чуток поболе…

— Знаем его чуток. Пферда[119]убьет! — вставил Юраш.

— Опиум видно, а тут химия, понял-нет? Кто ж его знает, как он ершен?

— А сегодня у Синука брали? — заскребли вдруг у Нугзара на душе кошки — он видел, как блаженно чешутся и курят ребята, и ему тоже вдруг захотелось уколоться. Но нельзя. Запрещено самим собой самому себе.

— У него, обезьяны шершавой.

Нугзар забил мастырку. Парни отказались:

— Не, мы эту дрянь не курим. От нее — муть одна.

Он вышел на балкон. Сколько еще ждать Сатану? Он-то ему сказал, чтобы быстрее возвращался, но кто его знает… Лац-луц и орера в трудных случаях могли и не помочь. Вдруг ему вздумалось кидать барыг, и его взяли?…