Перинис и не подумал менять облик, шустро взобрался на дуб и, устроившись на одной из верхних ветвей, заявил:

– Наставник, мне отец живым нужен.

– Каков нахал! – выразительно покачал головой Фросин. – Лети, лети. А то живым его не оставлю.

– Подчиняюсь воле жестокосердного, – притворно вздохнул Сокол, сменил облик и взмыл в небеса.

– Вы нашли общий язык, – усмехнулся Марх.

– Брыкаться-упрекаться пришел. Или брыкать-упрекать? – вздохнул Фросин.

– Но болота Девона – это же..!

– Такая гадость, в которую и я не рискну сунуться, – кивнул карлик.

– Как ты мог послать туда мальчишку?! Он мог погибнуть!

– Он и погиб, – констатировал Фросин. – Мальчишка погиб. Того, кто добыл живую девонскую Собаку, не осмелятся назвать мальчишкой.

– Ты понимаешь, что могло бы произойти?!

Облик Фросина вдруг поплыл, уродливый карлик исчезал, уступая место статному и грозному древнему богу:

– А ты понимаешь, что было бы с твоим сыном, береги я его, как ты хочешь?! Одного ты уже уберег! Ты спасал его всегда и везде, оберегая и ребенком, и юношей, и взрослым. Когда он мог сам, сам разгромить саксов – ты помчался спасать его. Понимаешь ли ты, что отнял у Друста его победу? Он всегда знал, что ты закроешь его от любой беды. И даже предавая тебя, даже изменяя тебе, он точно знал: ты его спасешь! И ты его спасал. Всегда.

Марх присел на камень, провел рукой по лбу:

– Ты жесток, Мирддин.

– К тебе, – кивнул тот. – Но не к Перинису. Его я спас от вечного детства, которое ты ему уготовил.

– Так ты считаешь, что это я виновен в судьбе Друста?

– Проще считать, что он виноват сам.

– За что, Мирддин? Я хотел ему только добра…

– Разве я что-то говорю о твоих намерениях? Я понимаю: гибель Ирба, чувство вины… и из-за этого ты сделал для Друста стократ худшее: ты не позволил ему совершить ни одного своего поступка.

Марх сжал голову руками.

Молчали долго.

Потом король спросил:

– Что будет с Перинисом?

– Будет летать, где ему угодно. Чутьё у Сокола хорошее, проложит еще сколько-то путей между мирами.

Сархад, рассекая крыльями воздух, мчался к замку Карбонек.

Где этот замок – он не знал. Да, кажется, и никто в Аннуине не ведал туда дороги. Сархада это волновало мало: его цель – добраться до замка Врана, а не узнать, где находится эта крепость.

Исполинский Ворон слушал ветер, свистящий вокруг него. Как человек в горах выбирает единственно возможную тропу к перевалу, так и Сархад искал среди воздушных потоков тот, которым мог пролететь и Вран – в свой замок.

Для ворона небо – то же, что для зверя земля. Вот валуны – плотный поток воздуха, вот обвалы – встречные вихри, вот болота – облака и туманы, вот ровная дорога – попутный ветер.

И Сархад мчался.

Но небо Аннуина – неизмеримо больше, чем просто небо. Оно всё было испещрено следами заклятий, проложенных в вышине или поднявшихся с земли. И вот по этим следам дорогу в Карбонек было найти проще простого. По крайней мере, для Сархада.

Он слишком хорошо помнил Бендигейда Врана – человека (человека?!) кристальной честности и благородства. А это значит, что никакому коварству не место на дороге в его замок. Заклятья же, как на подбор, были одно злее другого, и Сархад просто уклонялся от них, как человек обходит завал на дороге. Бесчисленные витки в небесах – вправо и влево, вверх и вниз… Сархад бы давно сбился с пути, пытайся он держаться направления.

Но у Ворона был лишь один ориентир: место, где нет злости и обмана.

Внизу белой сталью блеснуло озеро. На нем – пара островов, на каждом – башня. Один остров был поменьше, и он… двигался?!

Сархад камнем ринулся вниз.

Бендигейд Вран, тяжело хромая, тянул сеть. В глубоком месте вода едва доходила ему до колен, а сам былой бренин Прайдена был ростом примерно со свою собственную крепость.

Сархад опустился на берег, сменил облик, поклонился.

Вран улыбнулся:

– Каким ветром тебя занесло ко мне?!

Сархад покачал головой:

– Нелегко найти попутный ветер в твой замок, а через встречные – не пробиться.

Хромой Король кивнул:

– Подожди.

– Помочь с сетью?

– Тебе не поднять этот груз, – покачал головой Король-Рыболов.

– Но если там не рыба, тогда что? – глаза Мастера блеснули любопытством.

– Мысли. Мечты. Слезы. Надежды. Проклятия… Нелегок улов со всей земли Прайдена.

– И что ты с ними делаешь?

– Собираю… – Вран взвалил сеть на плечо, вытягивая ее на берег. Ближе к кромке воды Король как-то незаметно уменьшился, став почти одного роста с Сархадом.

– Собираешь, а… потом? – выдохнул изумленный сидхи.

Если не я, то кто?

У всякого короля есть свои гордость и зависть, любовь и вражда – а у меня был только Прайден. Жить ради Прайдена. Умереть из-за него. Навек задержаться между жизнью и смертью. Простить убийцу сына – только потому, что из Касваллауна гораздо лучший король, чем был бы из моего Карадауга.

Мы с Касваллауном вместе защищали Прайден: он – мечом и магией, а я… не знаю. Тем что – был.

Я всегда принимал все горести и радости Прайдена на себя. На мне выстроили новый Лундейн – прекраснее моего Каэр-Ллуда. На мне держалась оборона берегов… бури, иногда так своевременно налетавшие на вражеские корабли, и иные «случайности».

В Прайдене не было ни горя, ни радости, которые я не назвал бы своими.

Вот и сейчас – я тяну эту сеть. Я разделю восторг счастливых и убавлю горе страждущих. На меня, а не на невинных обрушится злоба… лишь часть ее, это верно, но всё-таки я дам моей земле хоть на каплю больше спокойной жизни.

Увечный Король вышел на берег. Еще несколько мгновений – и сеть покажется из воды.

Сархад замер, ожидая увидеть, каков же зримый облик улова Рыбака.

Вран резким рывком вытянул тяжеленную сеть.

Она была пуста.

Бендигейд Вран бросил сеть на песок, а сам медленно, стиснув зубы от боли, опустился на большой валун. Застонал, зажмурился. Из-под килта по левому бедру Короля снова потекла кровь.

Сархад опустил голову, не зная, чем помочь. Спросил негромко, будто был виновен:

– И так – каждый день?