– Да вот, сынком похвастаться хотела, – Мурашкина кивнула на ребенка, что сидел в возке. Глянув на щекастенького мальчика, Княжич сразу понял, кто его отец.

– Не перед кем хвастаться, погиб Никита мою Елену защищая, ту самую, на которую вы с муженьком донос писать хотели, – едва сдерживая ярость, строго заявил Иван.

– Слыхала я историю про то, как ты Грязного удавил, государевых кромешников побил без счету, но не знала, что дружки с тобою были. Говорили, озверел, мол, казачок из-за смерти полюбовницы и в одиночку покрошил в капусту половину царской стражи. Только я-то тут при чем. Донос ты отобрал, и на том все дело кончилось. Михайло тоже никого не выдавал. Он сам не свой ходил с полгода, боялся, государь про казаков дознается да за недогляд за вами с него взыщет, – поведала Агафья. – Нет, атаман, в своей погибели твоя княгиня сама виновата. Нельзя красивой быть такой.

– А какой же можно? – не на шутку разъярившись, воскликнул Княжич.

– Такой, как я, ничуть не больше и не меньше. Если меньше – в девках засидишься, а коли больше, вы же, кобели, на куски порвете, – глазом не моргнув, заверила Мурашкина. Выйдя из возка, она цепко ухватила немного ошалевшего от ее наглости Ваньку за рукав и предложила: – Что ты понапрасну злишься. Зашел бы лучше в гости, посидим, поговорим, наливочки попьем. Муженек-то мой уж второй месяц, как по воинским делам на границу с Польшею уехал, оставил нас с Никитушкой одних.

– С каким таким Никитушкой? – не сразу понял Княжич, о ком Агафья ведет речь.

– Да говорю ж, с сынком.

Ванька снова посмотрел на толстенького мальчика с большими, умными глазенками и его злобу как рукой сняло.

– Благодарствую, но только, полагаю, с мужа твоего и одного казачьего подарка хватит, – насмешливо ответил он.

– Коль не хочешь, так не надо, катись к своей стрельчихе хворой, скоро и она помрет, совсем один останешься, – обиженно промолвила Мурашкина, проявив изрядную осведомленность в Ванькиных делах.

– Ну и сука ты, – ругнулся атаман, однако прежней ярости уже не было. «Зря, наверное, Агафью я облаял, не мне, грешному, осуждать ее, – думал Ванька, двигаясь неспешным шагом по полутемной улице. – Не такая уж она и тварь, какою кажется. Никиту, вон, доселе помнит, даже сына нарекла его именем. Правильно в писании сказано – не суди, и несудимым будешь».

11

Разговор с Марией у Ивана был коротким, но далеко не радостным. В ответ на предложение атамана уехать с ним в дарованное Годуновым имение, Маша отказалась наотрез:

– Даже не проси. Я в этом доме больше чем полжизни прожила, никуда отсюда не поеду. Думаешь, я вовсе дура и не понимаю, что ты меня к себе из жалости берешь, а мне жалости ничьей не надо, даже, Ванечка, твоей.

– О себе не хочешь позаботиться, так о нашей дочери подумай. Здесь оставаться Катеньке никак нельзя. Твой Алешка рано или поздно все одно заморит, аль забыла про сынка? – попытался образумить ее Княжич.

– Катенька – совсем иное дело, если можешь, забери, она и твоя дочь, – дозволила Мария. Глаза ее при этом полыхнули властным блеском, и Ванька вновь увидел не хворую старуху, а прежнюю гордую женщину. – Я ведь Алексеево паскудство лишь из-за нее терплю, а то давно бы показала, кто хозяйка в доме. Все надеялась, помру, так Катерина не одна останется, а с каким ни есть, но братом, – пояснила Маша и тут же вопросила: – Когда ехать собираешься?

– Наверно, завтра поутру, нынче уже поздно, но забрать ее хочу сейчас, – ответил Княжич.

– Катя, доченька, поди сюда, – позвала Мария.

В ответ на ее зов девчушка выбежала их чулана, однако не полезла на колени к матери, как в прошлый раз, а остановилась перед Ванькой и принялась рассматривать его. Смотрела долго, строго, но под конец разулыбалась.

– Ну, значит, так тому и быть, – вздохнула Маша. – Давай-ка, Катерина, в путь-дорогу собираться. Только как же ты поедешь по такому холоду, – растерянно промолвила она и разрыдалась.

Ванька понял, что у дочери, кроме старенького платьишка, нет другой одежды. Достав кошель, в котором были все вырученные Тишкой за меха червонцы, он отдал его Марии.

– Возьми, за такие деньги Алексей тебя наверняка зауважает, да упреди, коль отберет – не заживется, как крысенка придавлю.

Затем снял свой новенький кунтуш, закутал в него Катеньку и в одной лишь шелковой рубашке выбежал во двор.

12

Тихон, Маметкул и Надька ожидали атамана в пустующем кабаке. Целовальник захотел с поистине купеческим размахом проводить своего нового благодетеля, а потому закрыл обитель Бахуса для кого б то ни было.

Увидав дрожащего от холода Ивана, да еще с ребенком на руках, Надия не удержалась от насмешки над другом юности:

– С прибавленьем вас, Иван Андреевич. Срамные девки в подоле детей приносят, но ты, как подобает атаману, в кунтуше принес.

– Не смей ерничать, это дочь моя, – попытался осадить ее Ванька.

– Да вижу, что твоя, а не царевича. Только ты же говорил, у тебя сын.

– Ну да, сынок Андрейка, а это дочка Катенька, – зардевшись от смущения, ответил Княжич.

– Видно, много семени ты, мой дружок, поразбросал, теперь богатый урожай собираешь, – не унималась Надька, гладя девочку по кучерявой головенке.

Ванька было вознамерился прикрикнуть на нее, но передумал, увидав в глазах блудницы жуткую тоску. Было ясно, Надия готова очень многое отдать, чтоб заиметь такую девочку.

– Дай мне ее, – попросила его подруга юности.

Взяв Катю на руки, она ласково спросила:

– Чего ты хочешь, милая?

– Мо-лоч-ка, – нараспев, но очень бойко для своих неполных трех лет сказала девочка.

– Молоко у тебя есть? – обратилась Надька к Тихону.

– От бешеной коровки – хоть отбавляй, – целовальник ткнул перстом в кувшины и сулеи, что стояли на кабацкой стойке. – А настоящего, пожалуй, нету. Уж ты не обессудь, но я не думал, что атаману молочко занадобится, – развел руками Тишка. – Видать, придется до соседей сбегать.

– Так беги, – распорядилась бывшая ногайская княжна и будущая русская полковничиха.

– Надия, ты шить умеешь? – поинтересовался Княжич.

– Я, Ваня, все умею, но шить гораздо хуже остального прочего. А зачем тебе мое шитье?

– Да с одежонкою у моей дочки худо, – признался Иван.

– Ладно, не печалься, что-нибудь придумаю, – пообещала Надька и, с опаскою взглянув на Маметкула, предложила полушепотом: – Как с дитем без няньки управляться будешь? Может быть, меня с собой возьмешь?

– Нет, Надюха, треснувший горшок не склеишь, – отказался Ванька.

– А я с тобой и не пошла бы, просто так сказала, испытать тебя хотела, – еще тише прошептала Надия, стараясь не глядеть в глаза Ивану.