Лишь на Соборной площади Княжич наконец заметил ехавшего позади него стрелецкого десятника.

– Почто с царевичем-то не остался? – спросил он Федора. – Шел бы вместе с ним к боярину. Глядишь, и тебе что-нибудь бы перепало.

– Бог с ней, с наградой, – отмахнулся тот. – У нас с тобою поважнее дело есть.

– О чем это ты речь ведешь? – изумился Ванька.

– Надобно Марию Николаевну проведать, о смерти Бегича оповестить ее. Это для нас он сволочь и предатель, а ей ведь мужем был, аж двух детишек прижили.

– А надо ль, рано или поздно все одно узнает. Вашихто десятка три в Москву вернулось, кто-нибудь из них и известит.

– Надо, – строго сказал стрелец..

– Коли надо, значит, надо, веди меня к ней, – согласился Княжич.

Дом Бегичей располагался в Китай-городе. Добротный, с тремя окнами в улицу, обнесенный высокой изгородью, он, скорей, напоминал жилище удачливого купчишки, чем стрелецкого сотника. Торгаши-то на Руси всегда живут намного лучше, нежели воины.

Ворота оказались заперты. Спешившись, Ванька постучал в калитку. В ответ раздался песий лай, затем сварливый возглас:

– Ступайте с миром, странники, своей дорогой, хозяин не велел убогим подавать.

– Я те покажу убогих, а ну открывай, не то душу вытрясу и из тебя, и из хозяина, – пригрозил Иван, да так ударил сапогом в калитку, что доски затрещали.

Калитка тотчас распахнулась. Пожилой, холопского вида мужик, судя по всему то ли конюх, то ли сторож, завидев Княжича, жалобно запричитал:

– Извиняй, ваша милость, бес попутал, шляются тут всякие, а хозяин не велел бродяг на двор пускать. Как прикажешь доложить о вас Лексей Евлампичу?

– Пошел ты к черту со своим Евлампичем. Мне хозяйка, Мария Николаевна, нужна, мы к ней с печальной вестью из Сибири прибыли, – ответил Ванька.

– Никак, с Евлампием Силантичем беда случилась. Вот напасть, хозяйка-то сама едва жива, и тут такое горе, как она, сердешная, его перенесет, – вновь запричитал мужик.

Услыхав про Машину болезнь, Княжич обратился к Федору:

– Прибери коней, похоже, мы надолго здесь задержимся, – а сам поспешным шагом направился к крыльцу.

8

За прошедшие три года Маша очень изменилась и, в отличие от Годунова, далеко не в лучшую сторону. Уходя в Сибирь, Иван прощался с красивой, разбитной бабенкой, а встретился теперь почти со старухой.

Закутанная в шубу, подарок атамана-полюбовника, Мария Николаевна сидела у стола, подперев щеку ладонью и глядя за окно на порхающие на ветру первые снежинки. Ее черные кудри сделались наполовину седыми, глаза утратили загадочно-задорный блеск, а исхудавший лик покрыла паутина морщин. Приходу Княжича она совсем не удивилась, словно ждала его. Более того, Маша сразу догадалась, с какою вестью он пожаловал.

– Здравствуй, Ванечка. Проходи, садись да рассказывай, зачем пришел. Никак, с Евлампием моим беда случилась.

– С чего ты так решила? – уклончиво ответил Ванька. Он хотел хоть как-то подготовить Машу к недоброй вести.

– Сердцем чую.

– Верно чуешь, – подтвердил Иван. – Погиб твой муж в Сибири.

– В бою погиб иль ты его убил?

– Я убил, – признался Княжич, он уже понял, что обманывать Марию нету смысла.

– Из-за меня иль по другой причине? – довольно равнодушно вопросила новоявленная вдова.

– По другой. Евлашка сорок казаков на растерзание татарам продал, в том числе и побратима моего. Да и выбора другого не было – или он меня, иль я его.

– Это хорошо, что я не виновата в смерти мужа. Пусть и одним грехом, а все же меньше, – обрадовалась Маша.

– Чего это грехи считать взялась, не рановато ли? – насмешливо поинтересовался Ванька, желая скрасить их нелегкую беседу.

– Да нет, Ванюша, в самый раз. Аль сам не видишь, хвораю я, судя по всему, недолго мне осталось глядеть на белый свет, – с горечью промолвила Мария и зашлась в надсадном кашле.

Лишь теперь Иван заметил, что в доме Бегичей не то, чтобы прохладно, а жутко холодно, потому хозяйка и закуталась в его подарок.

– Считай, зима уж на дворе, а ты сидишь больная в таком холоде, давай-ка печку затоплю, – предложил он Маше.

– Не надо, Алешка не велел дрова напрасно жечь, – испуганно пролепетала та ему в ответ.

Княжич было вознамерился разыскать столь бережливого Лексей Евлампича, да побеседовать с ним по душам, но в этот миг из-за занавески, прикрывавшей ход в чулан, выпорхнула маленькая девочка лет двух-трех, не более. Протопав крохотными ножками по ледяному полу, она забралась на колени к матери, юркнула под шубу и уставилась на Ваньку не по-детски строгим, испытующим взглядом.

Своими карими глазенками она напомнила Княжичу Андрейку. «Видно, шибко шустрая», – подумал он, углядев на лбу у девочки синяк, а вслух восторженно промолвил:

– До чего ж на сына моего похожа.

– На кого же ей похожей быть, как не на брата. Уж извини, что не сподобилась, как обещала, казака родить, девка получилась, – улыбнулась Мария.

Ванька вздрогнул, густо покраснел и, не сказав ни слова, да и что тут скажешь, обнял Машу с дочерью.

Кое-как преодолев свое смущение, Иван спросил у девочки:

– Как тебя зовут?

– Ка-тень-ка, – нараспев сказала та, на этот раз напомнив Княжичу Еленку. Новая волна смятения чувств накрыла Ваньку, тут были радость, гордость, стыд и угрызенья совести – все вместе взятые. Он попытался было взять у Маши дочь, но на крыльце послышались шаги. Испуганно воскликнув:

– Алека, – девчушка шмыгнула под стол.

Как только хлопнула входная дверь, Княжич оглянулся и увидел молодого Бегича. То, что перед ним Евлашкин сын, не вызывало никаких сомнений. Такой же злобный взгляд глубоко посаженных черных глаз, такой же тонкогубый рот и черные, курчавые волосы. Правда, борода у молодца была еще жидковата, да и статью он изрядно уступал далеко не хилому родителю.

– Знакомься, Алексей, это Иван Андреевич, приятель батюшки, со скорбной вестью из Сибири прибыл, – представила Мария атамана.

Княжич встал и протянул Алешке руку. Окинув алчным взглядом его перстни, тот с поганою ухмылкой нагло заявил:

– Вот вы с кем, маманя, Катьку прижили. Скорей бы вас обеих черт прибрал.

«Так он, гаденыш, мать с сестрою просто-напросто со свету сживает, оттого и в доме холод. Теперь понятно, откуда у Катеньки синяк», – догадался Ванька.

Поданная для рукопожатия ладонь невольно сжалась в кулак. Удар был столь силен, что Бегичев ублюдок не только вылетел за дверь, но и снес перила на крыльце.

– Не надо, Ванечка, – жалобно промолвила Мария.

– Не бойся, не убью, – пообещал Иван, направляясь вслед за юным нелюдем.