– Есть маленько. Ты не забыла, что у тебя завтра встреча с Танечкой?

– Если бы, – вздохнула я. – Рада бы забыть, но не получается.

На работе Танечки не оказалось. Вместо нее трубку подняла другая сотрудница и сказала, что Татьяны Александровны сегодня на работе не будет, она взяла отгул.

Здесь могло быть два варианта: либо она сидит дома, либо куда-то уехала. Ярослав предложил позвонить домой и все выяснить. Я сказала, что это не очень хороший вариант. Она может наотрез отказаться от встречи со мной.

– Хорошо, – cогласился Ярослав, – действуй методом активного нападения. Поезжай к ней домой и застань ее врасплох. Она не сумеет подготовиться к разговору, у нее просто на это не будет времени, и в этом случае ты сможешь вытрясти из нее нужную информацию. Иногда неожиданность ошеломляет, и человек расслабляется.

– Это идея! – воскликнула я. – Ты гений, Ярик.

– Да уж, – проворчал он, – Макса вот упустил.

– Поймаешь еще своего Макса десять раз, – отмахнулась я.

Домашний номер Танечки был записан в семейной телефонной книжке. Я нашла его и позвонила. Танечка была дома, что мне и требовалось узнать. Я положила трубку с чувством выполненного долга и повернулась к Ярославу:

– Дома!

– Тогда – полный вперед.

Ярослав снова поехал по своим делам, а я быстренько собралась и двинула к Танечке. Адрес ее был записан в той же самой книжке.

Я ехала на машине и думала, что я ей скажу. Но никакие путные мысли, честно говоря, в голову не лезли. Может быть, начать со смерти Дим Димыча? Потом уже перейти к таинственной пациентке. Или лучше сразу начать с нее? Не тянуть резину и не притягивать сюда Кротова? Я не могла остановиться ни на одном варианте и решила выкинуть пока этот вопрос из головы и сосредоточиться на дороге. Танечка жила в районе шоссе Энтузиастов, и мне нужно было внимательно следить за указателями, чтобы вовремя свернуть на Первую Владимирскую улицу.

Я заехала во двор под арку и припарковала машину около детской площадки. Во дворе было довольно пустынно, не считая детишек, копошившихся на площадке, и двух мамаш с колясками. Я поставила машину на сигнализацию и взяла сумку, лежавшую на сиденье. Оставалось наедяться, что за это время Танечка никуда не ушла и по-прежнему находится у себя в квартире.

Мне повезло. Передо мной в дом вошла тетка с двумя сумками в руках. Я прошла за ней, придерживая входную дверь. Тетка окинула меня подозрительным взглядом. Мне показалось, что еще немного, и она спросит, куда я иду и к кому. Знаю я таких бдительных граждан, которые всем интересуются и до всего им есть дело.

Я вышла из лифта на пятом этаже и уперлась сразу в дверь с номером двадцать два. Немного помедлив, я нажала на кнопку звонка и сделала шаг в сторону.

– Кто там? – раздался из-за двери старческий голос.

– Мне Татьяну Александровну, – громко сказала я.

– Татьяна! Тебя спрашивают! – крикнула бабуля.

Дверь распахнулась сразу.

– Вероника… Сергеевна! – растерявшись, Танечка сделала шаг назад.

– Можно войти? Или лучше поговорим в другом месте?

– Поговорить? – Танечка окинула меня взглядом с головы до ног. – О чем?

Я смотрела на нее, не узнавая. В секретарше произошли разительные перемены. Куда девалось ее подобострастие и услужливость? Сейчас на меня смотрела хамоватая девица, которая явно не была расположена ни к каким беседам.

– Есть одно дело.

– Вот как! – Она подбоченилась. – И какое?

– Может, я зайду внутрь? Здесь как-то говорить неудобно.

– Заходи! – сказала она, отступая назад.

Это «ты» резануло меня больше всего. Раньше Танечка называла меня исключительно Вероникой Сергеевной. В квартире стоял стойкий запах кошачьей мочи. Как бы в подтверждение моих домыслов о наличии в квартире четвероногих любимцев, в коридор выбежали три кошки и стали тереться о мои ноги.

– Брысь! Проходи на кухню. Баба Лена сейчас уйдет. Ей на рынок надо за продуктами. Тогда и поговорим, когда одни останемся.

В кухне было тесно, на полу в ряд стояли три одинаковые белые миски с кошачьей едой. И еще одна железная миска – с водой.

– Чай или кофе? – усмехнулась Танечка. – Как на работе?

– Спасибо. Не надо. – Я положила сумочку себе на колени и провела рукой по волосам. Я чувствовала, что стремительно теряю свою уверенность. С этой Танечкой я не знала, как обращаться.

Хлопнула входная дверь.

– Ушла! И о чем ты хотела со мной поговорить?

– Быстро же ты перешла на тыканье, – усмехнулась я.

– Ты что думала, я вечно буду кофе подавать?

– Да нет. Я пришла к тебе не как к секретарю… и мне, честно, все равно, что там на работе у вас. Я хотела узнать об одной пациентке…

– Ты в курсе, что Кротов умер? – перебила меня Танечка.

Я кивнула.

– А ты не думаешь, что как-то причастна к этому? От твоих вопросов мужику не по себе стало. Я все видела. Он разнервничался жутко. Я таким его никогда не видела. Что тебе надо? Мужа твоего уже не воскресить… Не маленькая, сама все понимать должна.

– Что понимать?

– Вероника! Ты что, сегодня родилась или правда такая непонятливая? – со злостью бросила Танечка.

Теперь я могла разглядеть ее как следует: черные короткие волосы, бледная кожа, мелкие черты лица, остренький нос. В ней всегда было что-то птичье, и сегодня сходство с птицей только усиливалось и сразу бросалось в глаза.

– Не понимаю! – выдохнула я.

– В любом медицинском учреждении есть свои тай-ны… – по слогам произнесла Танечка. – Которые не для посторонних и которые не выносятся на свет божий. Яс-но? Зачем лезть, куда не просят?

– Я вообще-то не лезла, я просто хотела узнать об одной женщине…

– Зачем?

– Я… подумала, что вдруг какая-то операция была сделана плохо и человек остался инвалидом или вообще умер. И его родственники решили отомстить Олегу и подстроили эту катастрофу.

Танечка замерла и уставилась на меня своими темными глазами.

– Ты считаешь, что катастрофа была подстроена?

– Да. Мне кажется, что это так.

Танечка посмотрела на меня с изумлением. А потом выдавила:

– Ты не против, я закурю?

– Кури. Мне самой сигаретка сейчас не помешает.

Она достала из ящика сигареты и, вынув одну из пачки, протянула мне:

– Бери! Курить можно, пока бабка не пришла. Если придет и застанет курящей, ругани будет на целый день. Такой словесный поток польется – не остановишь.