Несмотря на тревогу, дни шли один за другим, в заботах, но в то же время в покое. Никто меня не доставал, не тревожил. С Дубровским я сталкивалась крайне редко, если такое случалось — я старалась тут же покинуть помещение, а он ни слова не говорил, совершенно меня не замечая. Оно и понятно, какой может быть интерес у хозяина дома к служанке.

Иногда, к своему стыду, я сама наблюдала за ним. Дубровский любил проводить полуденные часы самого пекла не в доме, под кондиционерами, а в тени сада. Между двумя огромными яблонями был натянут гамак, в котором, отшельник вальяжно развалившись,

Читал книгу. Мне было любопытно, что он читает. Нечасто в наше время встретишь мужчину с книгой.

Иногда я даже завидовала ему. Везет же богачам. Можно не гнуть спину, а целый день проводить праздно, делая что в голову взбредет, читая, рисуя. Боже, как же мне хотелось взять в руки кисть. Пальцы зудели нарисовать этот красивый сад, роскошные клумбы пионов, роз, петуньи и бархатцев. Садовники составляли очень красивые композиции, сад словно сошел с глянцевого журнала — перед домом. А у черного выхода, позади, где росли плодовые деревья, висел гамак, и растянулся огромный бассейн — клумб почти не было. Все росло более свободно, дико. Тут мне нравилось больше всего. Здесь тоже росли розы, лилии, хризантемы. Меня часто посылали срезать цветы для украшения интерьера. Я всегда старалась отказаться от этого — мне не нравилось резать красоту, зная, что пара дней и цветы завянут, погибнут. От этих мыслей слезы наворачивались на глаза. Но я была обязана слушаться Екатерину и Зою. Анна Львовна была права. Зоя невзлюбила меня, относилась с пренебрежением и непонятной ревностью. Старалась свалить на меня работу потяжелее — снимать тяжелые портьеры для стирки, выбивать огромные персидские ковры. После таких дней к вечеру я валилась с ног.

6/3

Но не все было так безнадежно в моем положении. Пусть по большей части я драила, мыла, протирала, бегала по этажам как угорелая, и к вечеру падала от усталости. Но иногда мне все-таки удавалось не так уж устать. Слуги не были в этом замке затворниками, в отличии от хозяина. Можно было выходить за ворота, в частности, по разным поручениям Дарьи Петровны. За продуктами ездил один из садовников, и брал с собой Зою, но как я поняла она от этого была не в восторге. Ей не нравилось покидать замок, и я с радостью избавила ее от этой обязанности. Ходить по магазинам, выбирать продукты, или разные бытовые мелочи по списку — нравилось мне до безумия. Это происходило раз в неделю, и я радовалась каждый раз как ребенок. Помимо этого, Дарья Петровна зачастую бывало забывала разные мелочи, а готовила она вдохновенно, невероятно вкусно, со всей душой и вниманием к деталям. Поэтому я часто, иногда по два раза на дню бегала пешком по-быстрому на ближайший рынок (сорок минут пешком, но мне это очень нравилось). Пусть по жаре, духоте… Я нацепляла шляпу и неслась как ветер. Мой путь проходил мимо бухты, точнее, чтобы попасть к морю надо было немного свернуть с пути. Но я не смела. Потратить лишние полчаса, чтобы окунуться. Но вот настал момент, когда я поняла, что не могу больше. Просто не смогу устоять перед искушением. Я же никогда в жизни не входила в море! Не чувствовала его прикосновение, не отпускалась на воду… Я неплохо плавала в бассейне, несколько раз на озере, во времена студенческих походов… Но не в море, которое все сильнее манило меня. Чтобы не хватились в замке, весь путь я пробежала бегом. Меня послали купить полотенца, и обратно бежать было трудно, несмотря на то, что я сложила покупки в рюкзак и закинула на спину. Не представляю, зачем им так срочно понадобились полотенца. Наверное, к приезду графини… Но я купила самые простые, мне так велели… вряд ли аристократка пользуется такими… Едва живая от тяжести и от жары я все-таки забежала в бухту. У меня есть в запасе полчаса. МОИ полчаса. Я напялила утром купальник под одежду. На рынок не разрешалось ходить в униформе, и я надела ярко малиновый сарафан до колен, и широкую соломенную шляпу, чтобы в голову не напекло и нос не сгорел. Я настолько горячая и потная от быстрой прогулки, что едва могу дотерпеть, сарафан на ходу скидываю, влетаю в восхитительно прохладную воду и чуть ли не кричу от блаженства. Плаваю возле берега, но так хочется нырнуть подальше. Время сейчас кажется летит просто стремительно, полчаса как один миг проходят. И я вылезаю на берег, утешая себя обещанием что обязательно вернусь сюда. Ведь слугам положены выходные. «Но не тебе, — говорит суровое подсознание. — Ты должна вообще без перерыва трудиться. Чтобы не остаться в долгу и маму не расстроить. Ни свою, ни Дубровского…» Вот снова я о нем подумала! Почему? Почему он так настырно лезет в мысли? Этот лохматый, нелюдимый грубиян. Но я уже привыкла даже к его бороде. Теперь он совсем не казался мне опасным. Скорее неуклюжим добродушным лешим из сказки. Нет, он совсем не был неуклюж. Так я пыталась побороть свой страх. И кажется, получилось. Вот только в голове поселилась другая навязчивая идея. Я до одури хотела нарисовать отшельника. Даже сейчас, плавая, я представляла его сидящим на одном из валунов, в полном единении с природой. И это были настолько реалистичные грезы, что мне начало казаться что я и правда не одна в бухте. Что отшельник наблюдает за мной из-за деревьев. Но это же чушь… Зачем ему смотреть тайком? Если увидел бы здесь, скорее всего окликнул, отчитал. Хотя между нами с момента последнего разговора словно байкот установился. Ни словечка мне не говорил хозяин. Избегал даже… Ну и я, тем более. Радовалась такому положению. А сейчас вот тоска охватила. Наверное, это хандра. Потому что как Золушка пашу в чужом замке, уборке нет конца… А так хочется хотя бы на день позабыть обо всем, провести на пляже, жарясь под ласковым теплым солнышком. Вздохнув, набрасываю сарафан. Затем извиваясь снимаю купальник. Трусики запасные я конечно забыла. Немного неловко в таком виде возвращаться в дом, но я надеюсь прошмыгнуть очень быстро.

И как я могла забыть о своей невезучести? Пробираюсь задворками к замку, теперь я знаю все тайные тропки и маршруты, которыми можно незаметно, минуя ворота и охрану, проникнуть внутрь. Иногда приходит в голову мысль, что и отшельник может пользоваться ими… Хотя зачем ему, ведь он хозяин и может делать что пожелает ни от кого не прячась. Да и не мое дело, чем занимается двухметровый дикарь в своих владениях. Почему я так много думаю о нем?

Злюсь на себя за это. А минутой позже так и вовсе ненавижу, потому что видимо мои мысли притянули его. Да, я верю в силу мысли, эффект бабочки и еще кучу разных предрассудков.

Дубровский стоит на тропинке, преграждая дорогу, шевелюра и борода отросли настолько — лица не разглядишь. Рост огромный, пугает. Стоит и смотрит пристально, а я краснею, леденею внутри и в то же время начинаю гореть под этим пронзительным взглядом. Я ведь без трусиков… Это смущает меня больше всего. На плечах рюкзак с полотенцами, сарафан влажный местами, как и волосы. А в руках — мокрый купальник. Буквально съеживаюсь, закусываю губы, думаю, что теперь меня ждет. Совсем как в школе, когда учитель математики к доске вызывал, а я ничегошеньки в теме не понимала. Лепетала что-то невнятное, а он лишь еще больше злился.

По отшельнику не понять, зол он, или его развлекает ситуация. У нас был такой замечательный игнор все это время! Надо же было мне все это разрушить. Одно маленькое желание, всего-то поплавать, ощутить что такое море… окунуться в стихию.