Ладно, леший, не тяни, я и так уже вся трясусь. Какой будет расплата?

— Что, прости? — раздается грозный бас, а я подпрыгиваю. Я что, последнюю фразу под нос себе пробормотала?

— Ты сказала — леший? — продолжает вопрошать отшельник.

— Что? Я ничего не говорила! — пячусь назад.

— Что ты здесь делаешь?

— За полотенцами ходила.

— Скорее, плавала. — Утвердительно произносит хозяин, а я начинаю трястись от страха. Безотчетного, ведь будь возможность обдумать — никакого криминала я не совершила. Но он возник так внезапно, что чувствую себя буквально преступницей!

— Нет… я на рынок бегала, а потом руки липкие… хотела в воде сполоснуть и оступилась нечаянно. — Вдохновенно вру, а что еще делать остается?

— Мда, круто оступилась, — качает головой отшельник, как бы говоря: «вот врушка».

— С любым бывает, — отвечаю обиженно.

— Если хотела поплавать, почему так и не сказать? Зачем врать? Почему у тебя вечно идиотские истории? У тебя купальник в руках, девочка.

Черт, и правда, идиотская ложь. Если обратил внимание на купальник, значит знает, что под сарафаном я голая? А вдруг решит, что я все нарочно… что провоцирую… — Начинаю еще сильнее дрожать.

— Дайте мне пройти! Пожалуйста!

— Что за паника? Я тебя пугаю? Не хочу тебя пугать.

Он действительно внушает мне сильную, необъяснимую тревогу. Куда сильнее чем просто страх. Его низкий голос волнует, будоражит, сердце так и бухает в груди.

— Как думаете, заросший двухметровый детина может не пугать? — спрашиваю, глотнув побольше воздуха, как при глубоком нырке в воду.

— Просишь меня постричься?

Мне показалось, или он улыбнулся уголками губ? Но слишком трудно разглядеть. Я скорее почувствовала, потому что вдруг между нами словно теплое облако прошло…

— Что вы, разве я смею, — отвечаю отстраненно, напомнив себе, что с хозяином лучше держать дистанцию.

Он приближается вплотную, я пячусь в сторону, пока за спиной не оказывается широченный ствол векового дуба. Понимаю что попалась, отступать некуда.

— Чего вы хотите? Наказать меня? — вырывается у меня с придыханием.

— Ты издеваешься? — тихо спрашивает, почему-то тоже дыша тяжело, со свистом.

— Нет… не знаю, что еще сказать. Что вам нужно?

— Ничего. — Очень быстрый ответ, почти мгновенный. А смотрит — на мои губы, словно о поцелуе думает. И я не могу не реагировать. Тело отзывается, меня начинает лихорадить. Сама себя не понимаю. Вроде и боюсь до чертиков, мечтаю убежать, лихорадочно ищу слова, чтобы отпустил… и в то же время хочу… очень хочу, чтобы губы его моих коснулись. Что за дикие безумные мысли, Мария. Ты совсем с ума сошла в этом замке, в этом городе. Как можно думать подобное о человеке, который чуть не изнасиловал тебя!

Но сейчас воспоминания о дне нашего знакомства бесконечно далеки. Сейчас не могу думать об этом, не получается. Меня окутало горячее чувственное облако, и огромных усилий стоит не раствориться в нем. Погрузиться. Прикоснуться. Попробовать.

Меня охватывает желание. Нет сомнений, что это оно. Сильное, никогда раньше не испытывала подобного.

А отшельник… Он словно из железа отлит. Даже не касаясь его, чувствую, что он будто статуя. Полное отсутствие эмоций. Но потом понимаю — они есть, только глубоко внутри. Под его полным контролем. Я вижу в его глазах огонь, жажду. Но понимаю, чувствую интуитивно, что он никогда не даст им выхода.

Его лицо все ближе, его губы почти касаются моих… Я потом, позже, долго этот момент в голове проигрывала. Снова и снова. Не знаю, почему меня так взволновало происходящее. Не страх, не испуг, нет. Мне другое не давало покоя. Какая-то отчаянная тяга, оглушающее желание почувствовать прикосновение его губ — все это пугало, внутри словно комок колючек образовался, раздражающий, мучающий.

Но в последний момент Дубровский отступил на шаг. Мне почему-то показалось, что для этого ему понадобилось огромное усилие. В ответ я мышью мимо прошмыгнула. Сбежала. Он сознательно дал мне выбор. И я выбрала — побег, свободу. А теперь снова и снова возвращалась к моменту, когда наши губы чуть не соединились, и пыталась представить, как бы могло быть… что за ощущения могла испытать… не будь я такой жалкой трусихой.

POV Дубровский

Итак, Анна Львовна отправилась навестить дочь и внуков, Мария за несколько дней до отъезда — выздоровела.

Спустилась вниз, чтобы приступить к работе, а я как призрак прячусь за колонной и наблюдаю за ней…

Длинные волосы высоким узлом стянуты на затылке, открывая, подчеркивая изысканный овал лица, длинную шею, интересные, чуть с восточным налетом, черты лица. Одета в форму горничной, настоящую: серо-голубое строгое платье до колен и белый передник, дизайн моей матери, абсолютно асексуальный, но на Маше сидит эта одежда так, что в штанах твердеет, лоб покрывается испариной. Идеальной формы ноги засунуты в колготки телесного цвета. Наверное, в жару это пытка. Впрочем, в доме прохладно, везде кондиционеры. Завершает костюм пара изящных серых лодочек.

Все это до чертиков заводит, не могу сопротивляться ей. Я знал женщин куда ярче, опытнее, изысканнее. Но почему-то именно эта, невесть как и откуда залетевшая птица, свела меня с ума. Совершенно непонятно каким образом.

Охватываю жадным взглядом блестящие черные волосы, мягкими волнами падающие на плечи, красивое лицо, бесподобное тело. На лице сосредоточенное выражение, в гостиной пыль вытирает, порхая как бабочка. Она напоминает солнечный лучик, сошедший с неба на землю.

Я сгорал от нетерпения узнать кто же она такая. Как попала в мой город, в мои владения. С какой целью. Я ждал отчета детектива. Но и сам мог провести расследование, допросить Карла. Того, кто уже не один год мне проституток поставлял. Мерзкое слово. И прибегать к услугам таких дам — мерзко. Впрочем, я никогда не обращался в бордели, к женщинам чьи тела знали множество партнеров, впитывали и глотали литры спермы. Слишком омерзительно. Были другие способы. Вполне приличные, зачастую замужние дамы приходили на сайт, которым занимался Карл. Он очень тщательно отбирал этих женщин. Они хотели развлечения. Хотели заработать. Хотели сильного, крупного, одаренного природой мужчину. Уж не знаю, предварительные беседы всегда проводил Карл… Мне же доставались уже почти обнаженные, на все готовые, дрожащие подо мной, умирающие от желания, молящие о большем… Восхищенные взгляды на мое тело, покрытое шрамами. Война не пахнет розами, она всегда несет страх и боль. Я и пули ловил, и ножи, даже в плену довелось оказаться, под пытками…

Эти женщины зачастую молили Карла о еще одной ночи со мной, он часто передавал мне такие предложения. Но я всегда отвечал отказом. Одна женщина — одна ночь. Никаких привязанностей, постоянства.