– Ну же, Габи, расскажи мне.

– Тут нечего рассказывать. Это… просто рецепт… только немного… хм… колоритная.

– Колоритная?

– Смотри сам. На самом деле тут ничего необычного, просто у торта есть некие свойства… э‑э‑э… афродизиака.

– Хм, было бы интересно взглянуть на этот рецепт.

– Нет, не стоит, вообще‑то. – Она быстро захлопнула книгу и отодвинула, когда он подошел поближе.

Она схватила книгу, когда он потянулся за ней, и подняла ее над головой, повернувшись к нему лицом и прислонившись спиной к стойке.

– Больше некуда отступать, – поддразнил он ее.

И в этот момент он понял, как близко Габи находится. Он чувствовал аромат ее духов и этот запах вскружил ему голову. Словно ощущая то же самое, она опустила руку, все еще держа проклятую книгу в руке.

– Не думаю, что нам нужен торт, – пробормотал Цезарь и поцеловал Габи. Он целовал ее так, словно от этого зависела его жизнь.

Он чувствовал себя невероятно. Великолепно. Он услышал глухой стук, книга упала на пол, а Габи теснее прижалась к нему, и он запустил руку в ее волосы. Мягкие шелковистые пряди коснулись его пальцев, и он углубил поцелуй так, что услышал, как она вздохнула от удовольствия. И все, что сейчас было важно, – это желание. Цезарь хотел эту женщину. Хотел отчаянно. И только осознание того, кто была эта женщина – Габриэлла Росс Валенти, будущая королева Касавелье, удерживало его. Ему надо остановиться сейчас, прежде чем потеряет контроль над собой.

Цезарь осторожно прервал поцелуй, его дыхание было сбивчивым. Он смотрел на раскрасневшееся лицо Габи, ошеломленный взгляд и хотел поцеловать ее снова. И уже не останавливаться.

– Я… – Габи замолчала и оперлась рукой о стойку, словно пытаясь успокоиться, – я… мы не можем целоваться на каждом свидании. – Ее голос немного дрожал. – Решение, которое нам нужно принять, слишком важное.

– Согласен. Так будет лучше.

Габи пригладила волосы и кивнула.

– А теперь давай испечем торт, – указав на ингредиенты, преувеличенно радостно сказал Цезарь.

Габи подняла с пола книгу и нашла страницу с рецептом. Некоторое время они работали молча, разделив обязанности.

– Это хорошее занятие для детей, правда? – спросила Габи, и он моргнул.

– Прости, мне кажется, я пропустил часть разговора.

– Я имела в виду, что однажды смогу так же заниматься выпечкой со своим ребенком, и это заставило меня задуматься. – Габи яростно размешивала что‑то в миске, а потом подняла голову и посмотрела прямо на него: – Скажи мне, каким отцом ты хочешь быть?

– Почему у меня такое чувство, словно я на собеседовании?

– Если мы поженимся, – ее голос звучал серьезно, – то брак не будет похож на сказку, где мы вальсируем в лучах заходящего солнца. Мы должны понимать, что все реально. Все, что мы говорим или делаем.

– Я понимаю.

– Хорошо. – Габи еще немного помешала что‑то в миске и передала принцу, чтобы он продолжал. – Так каким отцом ты хочешь быть? Ты наверняка об этом думал, думал о том, чтобы иметь детей?

– Хм. – Он уставился в миску.

Цезарь всегда думал, что у него не будет детей. Сама идея родительства приводила его в ужас. Вспомнив, как сильно он жаждал любви, внимания, ласки, понял, что именно это он должен дать ребенку. Проблема была в том, что принц не был уверен, что сможет это сделать. Ему никогда никто не показывал, как нужно любить детей. И мысль о ребенке была неприемлема. Но сейчас… Все изменилось, и паника охватила его. Каким отцом он будет?

– Прости, – Габи внимательно смотрела на него, – я знаю, это серьезный вопрос. Если мы собираемся пожениться, то в итоге мы будем нести ответственность за другого человека. Я всегда хотела иметь детей, но только если это будет правильно для них. Я имею в виду, что хочу дать им любовь, двух любящих родителей, братьев и сестер, рождественские обеды и семейные праздники… – Она покачала головой. – Я знаю, что нарисовала красивую картину. Я знаю, что это будет трудно, но я хочу всего этого.

Семья. Дети. Рождественские обеды. Цезарь чувствовал, как паника снова охватывает его, но заставил себя сдержать ее, когда увидел, как серьезно она смотрит на него.

– У меня не было отца. Но я очень хотела его иметь. И я поклялась, что когда у меня родятся дети, то у них обязательно будет хороший папа. Тот, кто всегда окажется рядом, который позаботится о них, защитит, поможет с домашней работой… Я не могу выйти за мужчину, который не хочет стать отцом.

– Я… – Черт, она заслуживает больше, чем простые банальности, которые он может ей сказать сейчас. – Я сделаю все, что в моих силах.

Какая банальность!

– Я понимаю, что это звучит не очень, но мне трудно представить себя хорошим отцом, потому что у меня не было образца для подражания.

– А твой папа?

Цезарь колебался.

– Мои родители… они все делали из чувства долга. Ради Агилареса. Иногда мне казалось, что мы – это их подарок стране. Потом они посчитали, что их долг – вырастить нас настоящими сыновьями и дочерями Агилареса. Но это освобождало их от общения на личном уровне. Я очень мало их видел. А когда все же видел, то это был скорее как отчет. – Он все еще помнил ощущения от накрахмаленной одежды, идеальной прически, слышал увещевания нянь не ерзать, быть вежливым. – Время, когда я должен был вести себя правильно и образцово.

Габриэлла посмотрела на него.

– Значит, твое детство было наполнено чередой официальных приемов. Я хочу, чтобы у моих детей все было иначе.

– Я тоже. И сделаю все, что в моих силах, Габи. Быть с ними рядом, пинать мяч, учить их кататься на велосипеде или печь пирог. Я постараюсь быть рядом с ними.

– Спасибо, – тихо сказала она.

Он взял форму для торта, где уже было налито тесто, и поставил ее в духовку.

– Поскольку это что‑то вроде собеседования, у меня тоже есть вопрос, который я должен задать. Может, мы выпьем кофе и поговорим, пока печется торт?

Габи пыталась переварить все то, что принц рассказал ей о своем детстве. Холодное, несчастное, печальное… Эти слова крутились у нее в голове. Она хотела утешить его, но знала, что это будет воспринято неправильно.

– Спрашивай, – сказала Габи, когда запах торта начал заполнять кухню.

Цезарь приготовил кофе, и она с благодарностью приняла чашку.

– Есть кое‑что, о чем мы еще не говорили. Мои отношения были всем известны, но мы никогда не говорили о твоих романах. – Он поднял руку. – Я не собираюсь совать нос в чужие дела, но мне действительно нужно знать, появятся ли какие‑нибудь твои бывшие поклонники?

Габи покачала головой: