– Надеюсь, Роберт, ты не очень скучал? – спросил доктор Тревэйн, сидя в гостиной, где хозяева с гостем коротали время в ожидании ужина.

– Ничуть, сэр, – ответил Роберт. – Ведь у меня наконец появился друг.

– Друг? – удивленно спросил доктор Тревэйн. – Очень любопытно.

Он хотел было расспросить Роберта о новом друге, но тут служанка Дженни позвала всех к столу. За ужином разговор зашел о деревенских жителях и их «приношениях».

– Сэр, люди они хорошие, – сказал доктор Тревэйн. – Так они выразили свою глубокую благодарность за то, что им назначили нового священника.

– Им так не нравился мой предшественник? – довольно спросил преподобный Сэквилл.

– Что вы, напротив, – ответил доктор Тревэйн. – Преподобного Бенчли в деревне любили и очень уважали… – Голос доктора дрогнул, и он умолк.

– И все же? – Матушка Роберта сразу поняла, что доктор что-то недоговаривает.

Доктор Тревэйн печально улыбнулся и рассказал, что к концу жизни преподобный Бенчли несколько переменился, а его кончине предшествовали случаи непредсказуемого поведения.

– Бедняга, – сказала миссис Сэквилл.

– В каком смысле непредсказуемого, позвольте поинтересоваться? – спросил отец Роберта.

Доктор Тревэйн откинулся на спинку стула.

– Боюсь, преподобный Бенчли страдал болезненной одержимостью. Как вы знаете, он жил холостяком. Видимо, ему повредило то, что он слишком много времени проводил наедине с самим собой.

– Доктор Тревэйн, вы говорите, бедняга страдал «болезненной одержимостью», – сказала миссис Сэквилл. – Чем именно он был одержим?

– Не чем, а кем – одним из прежних обитателей этого дома, оставившим по себе дурную славу.

– Кто-то из прежних обитателей имел дурную славу? – спросила миссис Сэквилл. – Доктор, вы меня заинтриговали.

Доктор Тревэйн извинился: он полагал, что епископ рассказал преподобному Сэквиллу о его предшественнике.

– Пожалуйста, расскажите о нем, – попросила миссис Сэквилл. – Обещаю, что не буду излишне шокирована вашим рассказом. Нас, жен священников, трудно чем-то смутить.

– Ладно. Думаю, не будет вреда, если…

Тут в дверь громко постучали, и в комнату вошла служанка Дженни.

– Прошу прощения, сэр. Прошу прощения, мадам. Пришел мальчик от миссис Хантер. Говорит, ей совсем худо и срочно нужен доктор Тревэйн.

– Мне очень жаль, – извинился доктор Тревэйн. – Боюсь, я должен идти. В последнее время состояние миссис Хантер заметно ухудшилось.

– Конечно, – сказал преподобный Сэквилл. – Мы должны по первому зову идти туда, где в нас нуждаются более всего. В этом смысле между врачом и священником много общего.

Доктор Тревэйн с поклоном поблагодарил хозяев за угощение и за приятную компанию и поспешил к больной.

Суббота выдалась пасмурной. Из-за этого под деревьями позади дома было так темно, что Роберту пришлось очень постараться, чтобы высмотреть своего нового друга.

Мальчик ни о чем его не просил, но Роберт и без этого понял, чего тот от него хочет, и с неожиданным для самого себя рвением бросился выполнять невысказанное желание. Прежде Роберт всегда был лидером, а не ведомым, но теперь все переменилось.

Он вспомнил про стоявшую возле теплицы длинную доску – она идеально подходила для задуманного. Мальчик одобрительно ему кивнул; его улыбка, как фонарь, озарила сумрак.

Вечером того же дня к родителям Роберта заглянул доктор Тревэйн, чтобы извиниться за то, что накануне так поспешно их покинул.

– Как больная? – спросила миссис Сэквилл.

– К сожалению, неважно. Миссис Хантер очень тяжело больна, – вздохнул доктор.

В следующий момент он заметил на лице Роберта довольную ухмылку и недоуменно нахмурился. Миссис Сэквилл проследила за его взглядом.

– Роберт, – сердито сказала она. – Я не понимаю, чему тут можно радоваться.

– Прости меня, – отозвался Роберт. – Я думал совсем о другом.

Миссис Сэквилл внимательно посмотрела на сына: ей показалось, что он не похож на себя. Затянувшееся было молчание прервал преподобный Сэквилл – напомнил доктору Тревэйну, что он собирался рассказать о прежних обитателях дома. На лице доктора Тревэйна появилось выражение человека, который, сболтнув лишнего, понимает, что теперь уж придется выкладывать все до конца.

– Не бойтесь, – начал он. – Это давнишняя история. Собственно говоря, даже не история, а скорее предание, молва, побасенка. Я не стал бы о ней упоминать, если бы не долгая память деревенских и если бы она не имела некоторого отношения к последним дням преподобного Бенчли. Но имейте в виду, что кого-то она может чересчур взбудоражить.

Доктор бросил выразительный взгляд на Роберта. Матушка согласно кивнула в ответ.

– Дорогой, тебе пора в постель, – велела она.

– Ну мам! – попытался поспорить Роберт.

– Ступай немедленно, мой мальчик, – сказал отец. – Делай, что говорит мама.

Роберт прищурился и сделал глубокий вдох.

– Хорошо, отец. – Он встал со стула. – Спокойной ночи.

– Спокойной ночи, дорогой, – сказала матушка.

– Спокойной ночи, – сказал доктор Тревэйн.

– Спокойной ночи, сэр, – ответил Роберт и пошел к себе наверх.

Ему были безразличны их дурацкие тайны. Скучнейшая история дома ничуть его не интересовала. Услышав, как внизу матушка извиняется за его поведение, он довольно улыбнулся. Какое ему может быть дело до того, что они думают о нем? Какое ему дело до всего, о чем они думают?

Воскресным утром преподобный Сэквилл произнес первую проповедь на новом месте. Прихожанам она понравилась: миссис Сэквилл краем глаза видела, как в конце службы многие из них удовлетворенно кивали и одобрительно перешептывались. На залитом солнцем крыльце к преподобному подошел доктор Тревэйн, пожал руку и тепло поздравил с успехом у паствы.

Роберт стоял рядом, с трудом сдерживая зевоту. Чтобы как-то занять себя, он задрал голову и принялся рассматривать замшелых гаргулий, которые словно соревновались друг с другом в уродстве, рассевшись рядком вдоль церковного карниза. Одна из них – та лыбящаяся тварь, что расположилась ближе других к колокольне, – показалась ему подозрительно знакомой.

– Где ты был? – спросила матушка, когда утром следующего дня Роберт вошел в гостиную.

– В саду, – ответил он. – Ты не знаешь, где можно взять молоток?

– Молоток? – удивленно улыбнулась матушка.

– Да, – деловым тоном сказал Роберт. – И гвозди.

– Нет, дорогой, боюсь, я этого не знаю. А почему ты вообще об этом спрашиваешь?

– Потому что мне нужны молоток и гвозди, – хмуро ответил он.