Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никто не смог овладеть Сергеем, его насиловали, продавали, разрывали в клочья душу, а она срасталась и воскресала в танце, божественная, совершенная, чистая и вечно живая. Максиму казалось, что у него самого такой души нет…
— Ма-а-а-акс!
— А?
— Ну на кнопку-то нажми, мне музыка нужна для середины.
— Прости, задумался.
— Считаешь прибыль? — Залесский отошел от палки в угол зала и встал на диагональ, в позу круазе, одна рука отведена в сторону, другая поднята. Точно, как в парке!
— Что? А… Ну да, куда ж мне без прибыли… Можно? — это Макс уже про музыку, так спрашивают концертмейстеры при начале упражнений.
Сергей глазами показал — “да”, перевел взгляд в зеркало и вновь ушел в себя. Он не просто тренировал мышцы, растягивался и прыгал, до автоматизма отрабатывая движения. Они уже давно заложены в нем академией, педагогом. Зря не позволяет созвониться, Лазарев не сомневался, что тот был бы рад помочь Сергею. Присутствие наставника, который посмотрит со стороны и скажет, все ли хорошо, сейчас необходимо более, чем когда-либо. Разговоров с зеркалом недостаточно, Макс понимал! Но Сергей наотрез отказывался, сердился, и Лазарев оставил это. Слишком хрупко все было, чтобы передавливать. Да и труднее становилось, Сергей перестал слушать беспрекословно, он все больше выходил из-под влияния Макса. Часто не понимал целей, а потому осуждал… “Считаешь прибыль…” Эх, знал бы он!
Не о прибыли дело шло, о жизни. Так Макс еще никогда не подставлялся. Старался не думать, отодвигал от себя неизбежное. Он юрист, вдоль и поперек изучивший закон, знал и о наказании, а преступить придется, другого расчета с “братками” не получится, они уже крепко взяли Лазарева за яйца.
Музыка прервалась, Сергей сошел с позиции, дышал. Резко поднималась и опускалась грудь, приоткрылись губы, на майке проступил пот.
Максим сцепил зубы, подавил в себе вожделение, сейчас Залесскому не это нужно. По большому счету ему все меньше нужны их ночные игры, вполне достаточно своих, заоблачных. Будь он проклят, этот чертов танец! Сергей отдышался, махнул рукой Максу — включить музыку еще раз, опять встал в угол на диагональ…
Их отношения — любовь или расплата за помощь? Не любовь, нет, это лишь стремление к ней, игра в одни ворота. Сергей принимает, но не отдает, вернее, он отдает в другом и не Максиму.
Пусть так, лишь бы хватило времени довести начатое до конца. А платить по счетам… когда-то придется, не вывернешься. Но не сейчас, не сегодня. Будет день — будет пища.
Даже если потом придется отвечать, Макс надеялся, что успеет завершить начатое, и Сергею этого окажется достаточно, чтобы взлететь…
Что видит он там, за чертой, в зеркальной глубине, в своем иллюзорном мире? Что видит Светловолосый Принц?
И вдруг со всей ясностью Макс понял, что ошибается — не свой спектакль, не студия! Не презентации, на которых все сводится к тому, чтобы показать красоту тела и балетные трюки. Это все не то! Не то…
Единственно верный путь — вернуть Сергея на сцену, в классику, к образам, о которых он мечтал и не обрел, туда, где сейчас пребывает его душа.
Решить было легко, а вот сделать — куда труднее и, как ни странно, мешал именно предыдущий проект Макса. Сергей стал втягиваться в репетиторство. Народа в балетный зал на четвертом этаже ДК Связи набивалось, как на мастер-класс к Олегу Виноградову. Турфирма, расположенная этажом ниже, регулярно жаловалась директору дома культуры, что арендаторы с четвертого обрушат потолок. Директор приходил к Лазареву, тот разводил руками, ссылаясь на договор. Занятия в студии проходили по программе, утвержденной методическим кабинетом, по части бумаг подкопаться было невозможно.
Тогда соседи снизу стали мелко гадить, началась молчаливая война.
Максу ничего не стоило призвать старых друзей, чтобы разъяснили турфирме, где берега, но время было для этого не самое удачное. До поры до времени Лазарев не прибегал к помощи бывшей крыши, понимая, что использовать её придется в более серьезном случае. И случай этот наступит через четырнадцать месяцев и двенадцать дней, ровно столько времени оставалось у него до возвращения долга.
Ремонтные работы в заброшке шли полным ходом, денег не хватало, и Макс выбивал их, где только мог. Набирал концертов, заламывал цену, по-черному обдирал заказчиков и даже ущемлял артистов. Писал письма потенциальным спонсорам, кланялся благотворительным фондам.
Макс торопился обустроить свою студию, оторваться от хвоста самодеятельности, сделать ставку на профессионалов.
И сейчас уже классы делились. Для занятий со взрослыми “девочками” Максим пригласил Ларису Заклинскую, молодую пенсионерку из балетных, в прошлом известную танцовщицу, солистку Мариинского театра, которой не нашлось места ни среди театральных педагогов-репетиторов, ни в академии Вагановой. Лазарев предложил ей хорошую зарплату, и Лариса Игоревна взялась вести классику у первого набора. В нем оказались те больные на голову девушки и женщины, которым страсть как хотелось почувствовать себя балеринами. Постоять у палки, пообщаться с педагогом, лучше мужчиной, вначале таким объектом был Сергей, но недолго, пока “девочки” не втянулись в процесс и специфику странного, ни с чем не сравнимого мира балетного класса: купальники, туники, каски, балетные прически, балетные термины, балетные разговоры. Особенная музыка экзерсиса. И запредельно дорогая плата за занятия, ни один фитнес не стоил столько.
Максим намеренно вздернул планку, отсеяв тем самым слой неплатежеспособных, которым пороху хватало на два-три занятия. Разово в студии вообще не платили, после пробного, платного же, урока с Залесским покупали абонемент на весь курс.
Происходил естественный отбор, и в результате в часы занятий по Екатерининскому каналу выстраивалась шеренга авто, как на Geneva International Motor — это ученицы балетных классов подъезжали к ДК Связи на "мерседесах" и "бентли". Не смущал ни четвертый этаж без лифта, ни чахлые интерьеры ДК, ни обычный душ без спа и бассейна. Женщин, разными путями пришедших к благосостоянию, объединяла она страсть — они хотели танцевать на пуантах! Видеть себя в зеркалах балетного зала, прикасаться к станку. Произносить восхитительное слово “балерина” не просто так, а с принадлежностью к себе. Хоть чуть-чуть.
Лазарев рассуждал так: чем дороже платят, тем значимее кажется получаемое. Хотят Залесского? Придется раскошелиться. Балет? Добавить еще столько же.
Сергей являл свой светлый лик на контрольных занятиях, ученицы млели и несли дорогие подарки, Макс ворчал “лучше бы деньгами”, но и подарки принимал.
Балетный класс продержался целый сезон и в полном составе сменил дислокацию — перешел на новое место, в студию на Петроградской стороне.
Теперь у них был свой юридический адрес, лицензия на осуществление преподавательской деятельности для детских классов, штат педагогов и головная боль в плане бухгалтерской отчетности. Залесский стал руководителем балетной школы, и это оказалось совершенно не то, к чему стремился Макс!