Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я с интересом разглядываю двадцать пять квадратных метров, предоставленных в мое распоряжение на ближайшее будущее, и понимаю, что они меня полностью устраивают. Квартира выглядит чистой и опрятной, здесь есть все необходимое, не хватает лишь моих личных вещей, и мне не терпится поскорее выпроводить Вадима, чтобы все здесь расставить и разложить по своему вкусу.
Вадим закрывает дверь за риелтором и, пройдя на кухню, где я уже выгружаю из сумки свои лекарства, шлепает ключи от квартиры на стол.
— Добро пожаловать. — Глухо бормочет, покосившись на горсть таблеток, и опершись о подоконник, поднимает на меня глаза.
Эта кухня очень маленькая, буквально крошечная, и мне совсем не нравится, как в ней выглядит Вадим. Он занимает слишком много пространства, и я на секунду чувствую, как щемит в грудной клетке, так, что хочется с силой надавить на нее рукой, чтобы избавится от навязчивого ощущения, вытащенного из далеких закоулков моей памяти.
— Спасибо. — Отзываюсь я, и оглядываю пространство вокруг, всем своим видом намекая, что ему пора уходить.
Вадим с непонятным видом еще несколько секунд изучающе смотрит на меня, затем отталкивается, направляясь к выходу из кухни. Я чуть ли не вжимаюсь спиной в холодильник, когда он проходит мимо меня.
— Я закажу тебе доставку воды. — Уже из коридора, обуваясь говорит Вадим. — Двадцать литров в неделю будет достаточно?
— Сколько? — Отзываюсь я писклявым голосом, подойдя к нему и уставившись в его лицо. — Двадцать литров??? Ты шутишь?
Вадим выпрямляется и с немым вопросом приподнимает бровь.
— Все на самом деле так плохо, как нам говорят? — Сузив глаза, глядя на Вадима, спрашиваю я.
— Все даже хуже, чем нам говорят. — Тут же отзывается Вадим и открывает дверь.
Громко фыркаю. Вспоминаю кулер в коридоре ГСУ и мужчину, так беспечно разливающего воду.
— Ох, ну да, конечно. — Взмахиваю руками и язвительно добавляю. — Норма в три литра распространяется только на низшие слои населения… — С раздражением проговариваю я, скрестив руки на груди.
Вадим закатывает глаза и недовольно морщится.
— У меня нет времени на рассуждения о неравенстве. Минимальный заказ — двадцать литров. Если для тебя это много, поделишься с… низшими слоями населения. — Бросив на меня последний пренебрежительный взгляд, говорит Вадим, и не прощаясь выходит, захлопывая дверь.
Я остаюсь одна, и чтобы избавиться от противного раздражения на уже ушедшего мужчину, принимаюсь за уборку.
Пару часов я мою, драю и стираю, и, когда квартира блестит словно начищенный самовар, я, удовлетворенная от проделанной работы, устало опускаюсь на кровать. Только прикрываю веки, как звонок в дверь тут же заставляет подскочить. Подхожу к двери, открываю и вижу молодого парня в синей униформе. На кепке, надвинутой низко на лоб нарисована крупная капля и мелкими буквами написано название известной компании по поставке воды. Надо же, как оперативно.
Парень здоровается, спрашивает куда поставить и, занеся бутыль на кухню, удаляется. Закрыв за ним дверь, устанавливаю на бутыль помпу и наливаю полный стакан. Нет худа без добра — думаю без особого энтузиазма, но целый стакан воды выпиваю с удовольствием.
Возвращаюсь в комнату и снова падаю на кровать. Включаю телевизор и сразу же попадаю на новости.
Опрятная девушка в строгом костюме с зализанными назад волосами, с обеспокоенным видом что-то вещает с экрана. Делаю громче и прислушиваюсь. Ведущая говорит о том, что несмотря на то, что медицина нашла способ успешно справляться с потерей зрения и почти полностью восстанавливать пораженную Калидусом затылочную долю, власти призывают не употреблять воду из запрещенных источников. Ведущая исчезает и на экран выводятся кадры сьемок из больниц. Снова переполненные палаты, измученные врачи, паника, страх, суета.
Закадровый голос говорит, что, как только стали появляться первые выздоровевшие, люди плюнули на запреты и ограничения и снова стали употреблять обычную воду. Зачем страдать от жажды, если Калидус лечится простыми нейропротекторами и несложными упражнениями? Хорошие новости, так непредусмотрительно выложенные к общему обозрению, спровоцировали повальное заражение, еще большую волну больных, чем была прежде.
На экране снова возникает лицо ведущей, около ее головы высвечивается график, на котором видно резко взлетающую вверх линию. Ведущая говорит о ДТП, бытовых и производственных травмах, участившихся более чем в три раза по сравнению с первой волной заболевания. После на экране появляется главный прокурор, который зачитывает возросшую статистику преступлений, и я выключаю телевизор.
Вся их статистика нацелена на то, чтобы нагнать на народ панику. Если бы они должным образом обеспечили поставку воды для населения, ничего бы этого не было. Еще пару дней назад я бы поверила в недостаток ресурсов, но сегодня, глядя на то, как живет столица и ее драгоценные госслужащие, вера в то, что все на самом деле плохо, пошатнулась. На самом деле плохо только там, где нет денег.
Еще около часа я лениво валяюсь в кровати, звоню маме, и сообщаю ей о своем переезде. Говорю, что меня перевели по работе в столицу, и мама с гордостью принимается меня поздравлять. Она расспрашивает меня о том, как я устроилась и чем теперь буду заниматься, но я лишь отмахиваюсь, переводя разговор на нее. Я спрашиваю о ее волонтерстве в собачьем приюте и она, быстро переключившись, добрых пятнадцать минут рассказывает мне о прививках, стерилизациях, и дрессировке. Мама жалуется, что работать больше не кому, люди болеют, уезжают, ведь в их городе уже давно не завозят воду в магазины, но даже если бы и завозили, на ее покупку у жителей просто не хватало бы денег.
Слушая маму, иду на кухню. Взгляд падает на стол, и я понимаю, что снова забыла выпить лекарства. Закидываю горсть таблеток в рот и запиваю водой. Целым стаканом. Теперь я почему-то чувствую вину за этот полный стакан. Я обещаю маме прислать денег и прошу оформить доставку воды из спецмагазина. Мама отнекивается, говорит, что ей хватает бесплатных трех литров, но я настаиваю, и мама сдается.
Как всегда, в конце разговора спрашивает, принимаю ли я лекарства, и когда я приеду. Как всегда, отвечаю, что принимаю, и что приеду, возможно, под конец года. Мама тяжело вздыхает, как всегда, не веря ни единому моему слову. И я, как всегда, вздыхаю и виновато опускаю глаза.
Прощаюсь с мамой и сразу же устанавливаю три будильника на утреннее, дневное и вечернее время, чтобы впредь не забывать об обязательном приеме лекарств, и решаю отправиться в магазин.
