Лежа в теплых объятиях друг друга, мы проспали еще несколько часов, пока солнце не поднялось высоко. Настало время ответить на вопросы, вне зависимости от количества неизбежной лжи.

Первые несколько месяцев Томас не мог говорить. Он понимал всё, что говорила я, но ему пришлось заново учиться произносить и читать слова. Как будто Вторая Сестра выкачала из него не только сны и воображение, но и способность к общению.

Хотя его это страшно раздражало, мне было проще: я объяснила, что амнезия и проблемы с речью стали результатом аварии.

Оглядываясь на всю ту неправду, которую я сказала Томасу в надежде сохранить его рассудок, я гадаю, каким образом могла сложиться наша жизнь, если бы я привела его сюда и посадила в поезд, чтобы он узнал правду.

Но прошлое нельзя переделать. Томас простил мне ложь. Он любит меня, невзирая ни на что.

– Хотела бы я спасти заодно с тобой и всех тех детей, – говорю я, стискивая руки. – И избавить Алиссу от страданий, которые она пережила.

– Перестань, любимая. Разве ты не понимаешь, что и так спасла много жизней? Наш выбор не играл никакой роли. Мы впутались в эту паутину, как только родились. А значит, в ней неизбежно оказалась бы и наша дочь. Она была предназначена для большего, чем мы оба.

– Я понимаю, но…

– Ты кое-что всё время забываешь, – ласково перебивает Томас. – Без того, что ты сделала, наша девочка вообще не родилась бы на свет. Потому что я бы превратился в пикси и вечно искал утраченную искорку вдохновения, не в силах понять, чего на самом деле лишился. Трудно представить более трагический исход. Согласна?

Во мне появляется какое-то новое чувство. Это негодование по поводу всех похищенных человеческих детей – и того единственного, которого я сумела спасти. Это – ярость, горячая и всеобъемлющая.

– Придя в Страну Чудес, – продолжает Томас, беря меня за руку и прижимая ее к сердцу, – ты подарила жизнь нашей дочери – и шанс на спасение другим детям. Иначе Вторая Сестра продолжала бы ловить их и истощать. Из-за того, что Морфей хитростью сделал Алиссу королевой, она влюбилась в него, и это, в свою очередь, дало эгоисту и одиночке возможность повзрослеть и совершить нечто достойное уважение… Благодаря этому Алисса теперь с нами. Джеб – мальчик, у которого не было детства – отказался от своей музы ради человеческих детей. Еще одно благородное самопожертвование. Все мы, люди и подземцы, стали лучше… из-за того, что тебе хватило отваги пуститься на поиски лучшей жизни для себя самой. Благодаря выбору, который сделала одинокая тринадцатилетняя девочка, а потом – справедливая и любящая шестнадцатилетняя принцесса, множество жизней были спасены и улучшены. Освободив отца Алиссы, ты позволила ей появиться на свет.

Я подавляю рыдание.

– А ты вырастил ее. Она такая сильная благодаря тебе.

Я беру Томаса за руку, сжимаю его пальцы в кулак и целую костяшки.

– Спасибо, что никогда не подводил нас. Ты – наш герой.

– Ты – моя героиня, Элисон. Буквально.

Он отводит с моего лица прядь волос, выбившуюся из-под заколки.

– Многие ли мужчины могут сказать это про женщин, которых любят? А?

Я перестаю бороться со слезами. Они тихонько льются по моему лицу. Но плачу я не так, как раньше. Эти слезы – чистые, целительные и счастливые. Блаженные. Вопреки тьме, с которой мы все столкнулись, я обрела семью и почтила смерть матери, дав другим людям возможность жить. Как и сказал некогда Морфей… он позволил мне примириться с ее гибелью. А благодаря Томасу я теперь могу примириться с собственной жизнью. Всё так, как и должно быть. Наконец-то.

Я знала, что мрачные мысли будут возвращаться. Но у меня есть свет, способный рассеять тьму, как маяк.

– Больше не буду оглядываться назад, – говорю я мужу, и в моем голосе звучит необычайная сила.

– Хватит с нас поездок на поезде, – отвечает он и гладит мой подбородок костяшками пальцев. – Только вперед, отныне и вовеки. Наслаждаясь каждой минутой, которую мы проводим вместе в этом мире. Ты со мной?

– До самого конца.

Томас осушает мои слезы.

– С годовщиной, медвежонок.

Он сажает меня к себе на колени и целует – так, что я едва перевожу дух и заливаюсь румянцем, как новобрачная. Поправляя на мне платье, Томас шепчет на ухо:

– Я страшно проголодался. Как насчет спагетти?

Я смеюсь:

– Ты читаешь мои мысли.

Мы выходим из поезда и идем к зеркалу. Томас держит меня за руку. Мальчик в паутине, мужчина моих снов. Всегда и навеки – мой якорь.

– Морфей, ты уверен?

– Да, – отвечает он, стаскивая перчатки и убирая их в карман. – А вот ты, кажется, нет.

На кончиках его пальцев, прямо под кожей, сверкает магия – пульсирующий синий свет. Поскольку над нами железный мост, возможности Морфея сводятся к нескольким скромным трюкам. Но этого достаточно, чтобы он добился своего, если пожелает.

Ковровый жук, – который достает головой Морфею до ключиц, – сглатывает и нервно щелкает челюстями. Его мохнатая шкура дрожит.

– Нет, нет. Пожалуйста. Вы неверно истолковали мои слова.

Тонкие лапки кондуктора дрожат, когда он перебирает алфавитные ярлычки в своем блокноте. Там содержится список всех воспоминаний, утраченных в Стране Чудес.

– По-моему, наблюдать за утраченными человеческими воспоминаниями – не лучший способ провести вечер…

Морфей переступает с ноги на ногу, и его крылья накрывают тенью лицо кондуктора.

– Да, но у этого конкретного человека мне есть чему поучиться.

Этому конкретному человеку досталось то, о чем Морфей мечтал больше всего на свете.

– Подождите здесь, – говорит жук, указав на белое виниловое сиденье. – Я приготовлю для вас воспоминания.

Морфей откидывает крылья набок, садится и затягивается кальяном, который подал ему кондуктор в знак любезности. В трубке дымится сладкий табак. Морфей выдувает клубы дыма и рисует в воздухе лицо Алиссы. Нетрудно представить, как ее глаза превращаются в синий лед, когда она видит его, и наполняются страхом и восторгом. Он обожает это в ней – обостренные инстинкты подземца, которые велят не доверять ему, но отчасти уступают чисто человеческим чувствам, которые сформировались в пору детства, проведенного вместе.

До тех пор Морфей жил в одиночестве и никогда ни в ком не нуждался. Он и не подозревал, что подпадет под ее власть. Алисса необыкновенно раздражала его, потому что предпочитала людей. Но обаяние этой девушки невозможно было отрицать. Особенно когда она бросала ему вызов или пылала праведным негодованием. Тогда с ее губ срывалось восхитительное рычание…