– Елка, ты там? – крикнула я на всякий случай.

Мне никто не ответил. Конечно же Арт увел племянницу.

Я отыскала дверь в туалет, там же имелась треснутая раковина, и даже холодная вода из крана шла. При свете дня хорошо видна была плесень на стенах маяка – тут как-никак сыро.

Щелкнул замок, и на пороге появился Арт. В руках он держал какую-то штуку в чехле, а под мышкой – сверток.

– Здорово́. Выспалась?

– Привет. Угу, только шея болит, – усмехнулась я.

– Сочувствую. Слушай, жрать охота. Тебе, наверное, тоже. Денег нет, дома – пусто, остался один бутерброд, для матери. Она сейчас с работы придет… Елке хорошо, ее в саду накормят. Поможешь заработать?

– А… конечно, а что надо делать? А что это у тебя? – посыпались из меня вопросы.

– Это? – Арт швырнул сверток на стол – тот распался на джинсы и водолазку – и похлопал по предмету в чехле. – Гитара. Ты петь или танцевать умеешь? Хотя бы как-нибудь. Сильно хорошо не нужно.

– Могу… петь.

– Ну и ок. А это я тебе принес сеструхины шмотки, она из них давно выросла. Меряй, погода не для шортиков.

Штаны были жутко драные. Вернее, их словно нарочно кто-то разрезал в нескольких местах, по краям дырок свисала бахрома.

– Ой…

– Да это специально, ты не думай. Ньютка любила выпендриться.

Водолазка была белой, а спереди намалеван рисунок: перевернутая башня, в которой, как в рожке, болтались три розовых шарика мороженого. Сама бы я ни за что такое не надела. Но по необходимости сойдут любые вещи.

– Спасибо тебе… – искренне поблагодарила я Арта. – Я тогда… наверх…

– Я отвернусь, не беспокойся. Времени жалко.

Арт повернулся спиной к столу, а я, не раздумывая долго, начала переодеваться.

– Блин! – воскликнул он вдруг.

– Что?

– Кроссовки забыл. Хотел же взять! Шлепанцы твои – просто песня.

– Ничего, я с ними сроднилась, – вздохнула я, натягивая водолазку.

– Вообще… надо тебя привести к нам. У сестры еще всякое барахло осталось, тебе пригодится, – заявил Арт, слегка запнувшись.

Да уж. Я бы не отказалась от еще кое-какого «барахла». И неважно, что ношеного.

Медальон спрятать под водолазку не получилось – она же в обтяг, это не свободная футболка. Хотела снять и сунуть в карман, но меня ждал сюрприз: карманы джинсов оказались «обманками». Пришлось оставить медальон сверху. Булавку с остатками ниток пришпилила к штанине изнутри.

– Готово! – объявила я.

Арт обернулся.

– О, в самый раз, отлично!

Честно говоря, джинсы были мне длинноваты, но я их подвернула. Толстовку вернула Арту, и он поскорее натянул ее.

– А это что у тебя, можно глянуть?

Не дожидаясь разрешения, Арт взял медальон в руки, чтоб удобнее было рассматривать.

– Просто балерина, – как можно спокойнее ответила я.

Арт повертел медальон в руках.

– Он играет? Можно?

Трогать ключик он не спешил – дождался ответа.

– Промок, к сожалению. Где бы тут у вас починить, а?..

Арт отпустил медальон.

– Смотря что внутри – микросхема или механика.

– Э?..

– Ясно, – усмехнулся он. – Что за музыка была?

– «Шутка» Баха. Не знаешь, случайно?

– Не смешно. Ок, разберемся. Свою одежду оставь тут. Я потом заберу, в стиралку кину.

– В стиральную машину? – догадалась я. – У вас есть стиральная машина!

– И что такого? Думаешь, мы совсем лохи? Не настолько же! – Кажется, он слегка рассердился. Не знаю уж: из-за машины или почему-то из-за «Шутки».

– Нет, что ты, – пробормотала я, скорее угадав значение последнего слова.

Мы вышли из маяка. Я обернулась. Он оказался белым, только грязным. Море до самого горизонта простиралось спокойное, ни бурунчика. Чайки шныряли то там, то здесь, норовя выхватить рыбу из воды и то и дело крича, как будто скандалили друг с другом. А на берегу, на песке, какой-то мужчина в одних плавках делал приседания. И не холодно ему! Утро выдалось довольно зябким.

– Пойдем. Чаек не видела, что ли? – позвал Арт. Кажется, он уже успокоился.

– Видела. – Я пожала плечами. – Просто соскучилась.

Мы зашагали вдоль дороги – в ту сторону, откуда я накануне прибежала. Дома, которыми была утыкана улица по ту сторону, выглядели одинаковыми: серыми, прямоугольными, перемежались редкими деревцами. Некоторые здания походили на длинную высоченную стену с арками-подворотнями. Я насчитала девять этажей – похоже, высота у всех была одинаковой.

– Чайки – птицы наглые, – говорил в это время Арт. – Один раз у Елки прямо из рук кулек с печеньем выхватили, представляешь? Я бы не стал по ним скучать, уж точно.

– А где мы будем петь?

– У метро.

В утреннем воздухе смешивались запахи дороги и запахи моря: поднялся ветерок, и как-то очень быстро окреп. Сейчас он гнал по набережной обрывки картонной коробки.

Арт вдруг негромко запел:

До чего у него красивый голос, с ума сойти! Никогда не слышала, чтобы так пели. Да и песня – чудо, хотя слов я толком не понимаю, кроме «дороги» и «двери». Но мне кажется, она о чем-то очень важном…

Машины мчались по своим делам, но людей навстречу не попадалось. Только фонари почему-то еще горели, несмотря на светлое время.

Арт пел, ветер развевал мои волосы – я и так не причесалась с утра, а буду вообще чучело чучелом. Но вскоре меня перестало беспокоить, как я выгляжу, – так хорошо и спокойно было идти вдоль моря под эту песню.

Наконец она закончилась.

– Кстати, – сказал Арт, как будто продолжал прерванный разговор. – Тебе надо ник придумать. Имя с фамилией не годятся. И заодно бы попытались сделать тебе карту. Тебе ведь четырнадцать есть?

– Мне еще тринадцати нет.

– Серьезно?

Арт даже остановился. Мне кажется или он неприятно удивлен?

– Был уверен, что ты старше, а просто выглядишь так…

– Сопливо? – подсказала я, усмехаясь.

– Молодо. По поведению не скажешь, что ты маленькая.

– Я и не маленькая, – пожала я плечами.

– Да. Конечно, – мрачно отозвался Арт.

Опять я что-то не то ляпнула? Дохлый гоблин! Совсем я его не понимаю. Вот с Сережей было просто!