– Поставь что-нибудь для Хэма, – сказала мать. – Знаешь, Хэм, она подхватывает все новомодные танцы, как только они появляются.

– Лучше бы поучилась готовить старомодные блюда, – заявил отец.

– Ну, папа! – снова закричала Люси.

В следующий момент на Хэма обрушился поток высоких, пронзительных звуков: труба, кларнет, тромбон, барабаны, цимбалы.

– Это шимми.

Люси пыталась перекричать шум. Странно, что Хэм, хотя и слышал музыку впервые, сразу понял, почему она называется шимми.[7]Люси подошла к нему, отчаянно трясясь и извиваясь всем телом. Протянула Хэму тонкую руку с ярко накрашенными ногтями.

– Пошли, я тебя научу.

Хэм вжался в спинку стула.

– Нет. Я в жизни никогда не танцевал.

– Так я и думала. В твоем воспитании вообще много пробелов.

– Люси! – прикрикнула мать. – Придержи язык! Хэм не виноват в том, что ему пришлось оставить школу.

Люси, хохоча, сделала крутой поворот и завертела задом у самого лица Хэма.

– А я не о школе говорю, мам.

Сью Кэмпбелл вздохнула.

– Просто следи за ней, Хэм. А потом она тебя научит.

– Да, мэм.

Обрадованный разрешением, Хэм не сводил глаз с Люси. До этого он лишь искоса украдкой посматривал на нее. Мальчишка-сорванец, равноправный участник всех детских игр безвозвратно исчез. Люси Кэмпбелл превратилась в женщину, странную и загадочную, с накрашенными губами и наманикюренными ногтями, с челочкой на лбу. Пышная грудь, зажатая по последней моде тугим бюстгальтером, не поддавалась новомодным ухищрениям и выпирала из-под платья с дурацкой оборкой, которое совсем не понравилось Хэму. Волновало лишь то, что оно такое короткое. В какой-то момент Люси высоко подняла ногу в танце, чуть ли не в лицо Хэму, и он успел заметить тугое округлое бедро там, где кончались чулки. Сердце бешено забилось, нахлынули воспоминания о том, какая она была в тот давний день в яблоневом саду. Теперь-то он бы не убежал, как тогда!

Сью Кэмпбелл с трудом извлекла свои тучные телеса из кресла-качалки и направилась на кухню.

– Пора ужинать. У нас сегодня ростбиф и йоркширский пудинг, Хэм. Как ты к этому относишься?

Хэм рассмеялся.

– Тетя Сью, вы же знаете, что это моя любимая еда.

После ужина, пока мать с дочерью убирали со стола и мыли посуду, Хэм с Уолтом сидели в гостиной и разговаривали.

– Карл Мейджорс просил меня заехать к нему на этой неделе, поговорить насчет заказа на сланец, на крыши для новых домов, которые они строят в Олбани. Не хочешь поехать вместе со мной как представитель отца?

– Ну нет. Я в этом ничего не понимаю.

Уолт нахмурился.

– Пора учиться, парень. И твой отец этого хочет.

– Иногда мне кажется, что мой отец хочет слишком много.

Уолт внимательно взглянул на него сквозь клубы голубого трубочного дыма.

– И всегда получает то, что он хочет.

Хэм обрадовался появлению женщин, положивших конец трудному разговору.

В девять часов мать с отцом пожелали молодежи спокойной ночи и отправились наверх спать.

– Ровно через час отправь его домой, – наказал Уолт дочери. – Он рабочий человек, ему завтра рано вставать.

– Ну, рабочий человек, – произнесла Люси, когда родители ушли, – хочешь поучиться танцевать шимми?

Она медленно, чувственным движением повела пышными бедрами. Хэм ощутил дрожь внизу живота. Ему не терпелось закончить игру, начатую четыре года назад.

– Или, может, чарльстон тебе больше подходит?

– Я попробую.

Во рту и в горле у него внезапно пересохло, так что слова прозвучали каким-то хриплым лаем:

– У-у-ух ты!

Люси высоко взмахнула ногой, показав ему краешек трусов. Со скрежетом поставила иглу на крутящийся диск, подошла к Хэму вплотную.

– Ты, в самом деле, хочешь научиться танцевать?

Карие глаза, не отрываясь смотрели на него. Те же глаза, что и тогда, в яблоневом саду, – настороженные и в то же время вызывающие, всезнающие.

– Ну… в общем, да.

Она засмеялась, и он почувствовал себя слишком молодым, неловким и неумелым. Казалось, она во всем превосходит его.

– Долго же ты ждал, Хэм. Целых четыре года…

Неуверенный в том, что правильно понял ее, Хэм уклонился от ответа.

– Твоя мать пригласила меня на ужин.

– Не понимаю, с чего бы это. Меня же не пригласили на свадьбу твоего отца.

У Хэма загорелось лицо.

– Там, кроме меня, молодых никого не было.

– Тебе удалось поцеловать невесту?

Ему стало еще жарче.

– Говорю тебе, это была не обычная свадьба.

– Могу себе представить. Твоя мачеха – еще совсем молодая девушка. Наверное, не намного старше нас с тобой.

– Ей девятнадцать, – кивнул Хэм.

– И хорошенькая.

– Наверное. Я как-то не заметил.

– Нет, вы только послушайте! Он не заметил! – Люси засмеялась, словно услышав остроумную шутку. – Она уже пять месяцев живет в вашем доме. Готова поспорить, ты много чего успел заметить. А уж твой отец тем более. Натаниэль Найт, похоже, мужчина хоть куда, если ему удалось заполучить такую молоденькую девушку в жены.

Хэм чувствовал все большую неловкость от разговора. Ему почему-то стало стыдно за отца, Келли и за себя самого.

– Мы вроде собирались танцевать…

Девушку его смущение явно забавляло.

– Давай, если хочешь.

Через пять минут обоим стало ясно, что у Хэма нет склонности ни к шимми, ни к каким другим быстрым танцам, вошедшим в моду в начале двадцатых годов.

– Давай попробуем что-нибудь помедленнее, например тустеп, – предложила Люси. – В детстве мне казалось, что у тебя самые большие ноги в мире. – Она поморщилась. – Похоже, я не ошиблась.

Она подняла ногу и потерла ступню.

– Извини. Я такой неловкий. Если тебе еще не надоело, я бы попробовал тустеп или вальс.

– Вальс?! – Люси смотрела на него как на сумасшедшего. – Да кто сейчас танцует вальс! Старики вроде наших отцов. – Глаза ее внезапно вспыхнули хитрым блеском. – Хотя к твоему отцу это, пожалуй, не относится. Он ведет себя как молодой.

Повернувшись к нему спиной, она меняла пластинку.