несчастной. Не позволяя вернуться к мёртвому телу, девушка поглаживала тёмно-русые волосы, как мать, стремящаяся успокоить своё дитя.

— Сожалею о вашей потере, — обратилась она к женщине, внутренне готовясь принять порцию гнева, но никаких обвинений не последовало.

— Спасибо девонька, да только ничто мне теперь не поможет. Из-за хлада проклятого, я всех сыновей потеряла, а из-за этого змея и мужа лишилась. Мой Бажен…

Её причитания, резали не хуже ножа.

— Как бы там ни было, он храбро дрался. В том мире, нет ни голода, ни холода, ни боли. Он рано ушёл из этого мира, но значит, столько ему и было отмеряно.

Не прекращая поглаживать женщину по волосам, Весения выпустила каплю силы, притупляя горе и вызывая умиротворение. Утерев слезы рукавом, Люба отстранилась от девушки и выпрямилась.

— Благодарю, госпожа, — ответила она слабым голосом, в котором звучала горечь. — Мой Бажен всегда выполнял свой долг перед семьёй, был честным и добрым человеком, да только оступился из-за чего и погиб.

— Позвольте помочь вам, — предложила Весения.

— Нет, госпожа, вам уже наверно и ехать пора, а мне, прежде чем оплакивать, нужно позаботиться о нём. Впрочем, как и о других.

— Понимаю, — пробормотала девушка, опустив глаза. Страх перед гневом Яровита был силён, но ещё сильнее, было сочувствие. Поэтому принять решение, оказалось намного проще, чем казалось мгновением ранее. Вскинув подбородок, она окинула мрачным взглядом тела и произнесла, — Думаю, что я могу остаться ещё на один день. Не все из них были дурными людьми, но даже если и так. Каждый, достоин милостивого отношения после смерти. Я помогу вам.

Поддерживая женщину под руку, она позволила отвести себя в мастерскую, куда и привезли трупы, и их было слишком много.

Весения стояла и смотрела на большой деревянный стол, заполнявший пространство мастерской, а таких столов было несколько. В горле, словно кость, застыло нечто твёрдое и мешающее сделать вдох. Делая мелкие глотки воздуха, девушка поправила шерстяные одеяла, покрывающие тела погибших и к тому моменту, когда в мастерскую вошли другие женщины, кое-как справилась со своими чувствами.

Люба выложила на стол чистую светлую ткань, что нужно было нарезать на саван.

— Это не ваше дело, госпожа. Мы и так сильно провинились перед вами и не заслуживаем милости. Большое счастье, что ваши воины не стали чинить разгром.

— Разгром? — вскинула брови Весения, не понимая, о чём говорит эта женщина.

— Вы вправе мстить за нападение. Вправе забрать всё то немногое, что мы имеем, но вышли меня утешать, да и сейчас пришли сюда для помощи. Это мы вам служить должны, в надежде загладить вину, а не вы должны оказывать нам милость, особенно в подобных делах. Батюшка вас не похвалит за такой порыв, если узнает, что… — она глубоко вздохнула и вытерла слезы, — Бажан, душа моя, свет мой. Госпожа, не гневайтесь, но это моя забота, подготовить его тело к переходу в мир мёртвых.

Весения подняла на неё глаза и встретилась с пристальным, холодным взглядом. Люба в последний раз могла увидеть своего мужа и выказать к нему любовь, и было бы неправильно их разлучать. Девушка быстро обошла стол и остановилась, чтобы успокоить бьющееся сердце. Помедлив, она заставила себя поднять край другого покрывала.

— А как же остальные? Те, у кого нет жены, сестры или матери, что бы подготовить тело? Я останусь и помогу. Это то малое, что я могу сделать для вас.

— Вы и так сделали достаточно, — нервно отозвалась одна из женщин, что в данный момент следила за водой.

— Вы простили нас, поэтому не стоит вам пачкать свои руки, — со скорбью в голосе, произнесла Люба, проведя кончиками пальцев по лицу своего мужа.

— Но я останусь, — заявила она, оставаясь непреклонной, — Я хочу разделить с вами этот момент, так не лишайте меня возможности, сделать что-то хорошее.

В глазах присутствующих, зажглось удивление, но больше никто не стал её отговаривать. Когда вода закипела, пришло время начинать омовение.

Весения откинула покрывало в сторону и свернув его, положила в ноги совсем молодого юноши, с непокорными смоляными кудрями. Больше всего, ей сейчас хотелось убежать из мастерской. Живот свело болезненным спазмом, но что-то внутри подсказывало, что она делает всё правильно. Дрожащими пальцами Весения коснулась закрытых глаз.

В ледяном дворце никогда не было запаха смерти, не было стенаний и горя, не было и тягостного ощущения, которое висело в воздухе плотной пеленой. А тут, сам воздух ощущался до жути тяжёлым. Юной девушке не было дозволено касаться мужского тела и уж точно, нельзя было видеть его нагим, но омывать тела надлежало именно женщинам. Благодаря тому, что наёмники правильно сложили тела, женщинам почти не пришлось бороться с трупным окоченением. Сняв доспех и исподнее, девушка взялась за тряпку и приступила к делу.

На удивление, никто не плакал. Воздух был наполнен тягостным молчанием, возможно от того, что каждая из них понимала, что если прольётся хоть одна слезинка, удержать этот поток будет уже невозможно. Внезапно, в этой тишине раздалось пение и трагичный мотив начали подхватывать все присутствующие, одна за другой.

Весения никогда не слышала столь печальной и вместе с этим прекрасной песни, но самым удивительным было то, что слова, будто бы сами приходили на ум.

Сильные женские руки делали своё дело с поразительной методичностью, глаза оставались сухими, а голоса звучали скорбно и звонко, будто перелив охотничьих колокольчиков на ветру.

Глава 5

Горислава разбудил настойчивый стук в дверь. Ставни были плотно закрыты, дабы не впускать холод, из-за чего в комнате царила темнота. Двигаясь на ощупь, мужчина подошёл к столу и взяв лучину, поджёг её от печного огня. Комнату озарил неровный огонёк, который стал немного смелее, заиграв на чёрном, промасленном фитиле свечи.

В нос ударил аромат жжёного сала, но в комнате стало куда светлее. Некоторые из наёмников от требовательного стука тоже проснулись, но предпочли остаться на месте, так как открывать дверь толпой, не очень разумно.

Стук повторился, но уже не звучал так настойчиво. Горислав без лишних раздумий открыл и тут же поёжился от холода. Он увидел на пороге запыхавшуюся от быстрого бега девочку, закутанную в длинный шерстяной платок.

— А можно мне Ганку? — спросила она, робко поглядывая на мужчину.

— Если ты о хозяйке, то нет её. Ушла куда-то ночевать, а что случилось? — произнёс он, отметив зарождающуюся суету в светлых глазах.

Бросив взгляд поверх головы непрошенной гостьи, мужчина отметил, что некоторые сельчане вышли из своих домов.

— Так привезли мёртвых, омывать их надобно, вот и