Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не знаю, – последовал еще один тяжелый вздох. – С чего-то она вчера у меня о тебе спрашивала. Первый раз за двадцать пять лет.
– Соскучилась! – фыркнула Ирина.
И тут же вспомнила вечер своего бегства. Как она дрожала на ледяном ветру на окраине города с дорожной сумкой, в которой, кроме смены нижнего белья, ничего не было. И никого тогда с ней рядом, кроме Веры.
– Не дрейфь, подруга, прорвемся, – без конца повторяла она, щелкая зубами от холода. – Глядишь, и Валерка объявится. Найдет тебя. И вы заживете…
– Еще скажи, как прежде! – разозлилась на нее она, трогая тощий кошелек в кармане. – Плевать мне на него, Вера. Плевать! Главное, чтобы меня не запачкали.
Вера вздохнула и промолчала. Обе понимали, что она уже по уши влипла. Уже потому, что связалась не с тем парнем.
Они дрожали от холода, жались друг к другу и давали обещания, прекрасно понимая, что ни одно из них не выполнят.
Четверть века прошла, а она до сих пор помнит тот вечер. Как моргнула фарами машина, припарковавшаяся в ста метрах от того места, где они стояли. Как она пошла, утопая в грязи на высоких каблуках. Сумка била ее по коленкам, потому что ручки были длинными, неудобными. Она дошла, и словно по волшебству открылся багажник. Она бросила туда свою сумку, захлопнула крышку и села в машину. Ни о чем в тот момент не думала, просто села и поехала. Уже потом, спустя годы, вспоминая, она понимала, что могла просто никуда не доехать. И ее бы никогда не нашли.
Как Валерку…
– Не знаю я: соскучилась она или нет. Просила привет передать и просила тебя быть осторожнее.
– Что это вдруг такая забота? Спустя столько лет!
Она медленно поднялась с удобного дивана и пошла к зеркалу. Разговор с матерью утомил кожу ее лица, которой совсем недавно касался скальпель.
– Что-то нехорошее начало происходить в городе, дочка. Не так много знаю. Кто станет со мной откровенничать! – проговорила мать, заставив ее остановиться. – Вера сказала, Солдатова убили. Как-то по-особенному. Сначала стрельба была на рынке. Нет, сначала драка, потом стрельба. А потом Витальку убили.
– И что?
Она резко встала прямо напротив двери, за которой бесновалась на зимнем ветру тонкая штора. Балкон был прикрыт не плотно, и оттуда несло холодом. Ирина окоченела мгновенно, но подойти и закрыть не смогла. У нее неожиданно кончились силы.
– А то! – повысила голос мать. – Бабы шепчутся, что это Валерка вернулся и мстит теперь.
– Бред, мам!
Она неуверенно улыбнулась и тут же прижала кончиком пальца губы. Пластический хирург предостерегал: с мимикой первые полтора месяца поаккуратнее.
– Что слышала, то и повторяю.
– А полиция что же?
– А что полиция? Не поймали его тогда, не поймают и теперь.
– Кого его, мам? – Она остолбенела. – Валерку?
– Того, кто нож в сердце так ловко сует. Уж не знаю, Валерка это, или кто еще.
– Мам, расскажи все, что знаешь, – неожиданно потребовала Ирина, дотянулась до балконной двери и резко дернула за ручку. – Все! До слова, что слышала…
Он снова вернулся поздно. Или рано? Половина четвертого – это как?
И наверное, у нее должны были появиться тревожные мысли насчет его новых отношений. Обычно ему хватало пяти-семи встреч, чтобы пресытиться красивой женщиной. Сейчас все складывалось как-то не так. Ее муж впервые за двадцать пять лет стал неузнаваем. Он редко бывал дома даже в выходные дни, не смотрел в ее сторону. А на нее пока еще можно было смотреть без содрогания и отвращения. Она была хороша! Старалась, работала над своей внешностью.
А он не смотрел!
И он почти перестал с ней скандалить. Вот это, считала Ирина, было самым отвратительным. Сколько она себя помнила, они орали друг на друга, упрекали, даже пытались драться, но попытки оставили. После скандалов бурно мирились. Она плакала на его голом плече. Он утешал и обещал, что все будет хорошо.
Скандалы вдруг прекратились. Как давно? Почему она пропустила этот момент? Слишком была занята собой и просмотрела, когда стала мужу не интересна?
– Ты почему не спишь?
Он стоял в кухне к ней спиной и наблюдал за ее отражением в огромном окне. В руках бутылка минеральной воды, не виски. Опять странно. Он всегда перед сном делал несколько глотков алкоголя, утверждая, что так ему легче спится. Без кошмаров.
– Ты где был?
Ей очень хотелось закатить сейчас скандал. Такой грандиозный: с битьем посуды, слезами, растрепанными волосами и оторванным рукавом на его рубашке или ее кружевном белье. Но сил не было. Или желания? Как-то все вдруг выдохлось: и любовь и ревность. Осталось лишь…
– Страх, – пробормотала она едва слышно. – Остался только страх.
– Что ты там бормочешь, не пойму. – Дима резко повернулся, мазнул по ней ленивым взглядом и перевел его на холодильник. – Пожрать есть что-нибудь?
– Да. Пожрать у нас сейчас есть всегда. Не то что раньше. – Ирина подошла к холодильнику и дернула на себя обе дверцы. – Чего здесь только нет, дорогой! Взгляни! Икра, рыба, фрукты экзотические, сыры заморские. Здесь есть все. Жри!
Он со своего места дотянулся до левой дверцы ногой, толкнул ее, закрыл. Потом чуть сдвинулся и так же закрыл правую дверцу. Медленно развернул жену на себя, глянул с опасным прищуром, как мог смотреть только он. И до пластики и после. Странно, да? Разрез глаз поменялся, а жала из них никто не вырезал. Они по-прежнему жгли и ранили.
– Что случилось? – спросил Дима, слегка сжимая ей плечи сильными пальцами. – Ты из-за девки так расстроилась?
– Из-за какой девки?
Ирина придирчиво исследовала его лицо взглядом.
Чертова скотина! Ни единой морщинки, ни единого изъяна! Безупречная кожа, линия скул, рот. Все осталось в том же состоянии, в каком было изготовлено двадцать с лишним лет назад. Его лицо не только прооперировали, а будто еще и заморозили.
А вот интересно, узнали бы его в городе, появись он там спустя столько лет? Что в нем осталось от прежнего? Рост? Фигура?
Рост – да. Размер обуви и форма рук. Но вот над фигурой ее дорогой супруг поработал основательно. Часами не вылезал из спортзала. Добился шикарного тела, похудел и стал сильнее. Хотя куда уж? И так силен и опасен.
– Не прикидывайся дурочкой, Ирэн, – ухмыльнулся он глумливо. – Речь о шлюхе, с которой я провел сегодняшнюю ночь.
– И вчерашнюю, и позавчерашнюю, и позапозавчерашнюю, – внесла она уточнения. – Ты влюбился, что ли, не пойму?
– В шлюху? – Он запрокинул голову и расхохотался. – Смеешься, Ирэн?
После того как они стали жить по поддельным паспортам и привыкать к новым именам и обликам, он всегда называл ее только так – Ирэн. Для него это не было именем. Это ее кличка. Псевдоним. Псевдоним новой жизни. Они надеялись, что она будет счастливой. Но что-то пошло не так.