Однако стоило Марии выйти за ворота, как вся хмурость сошла с ее лица и беспечная радость заиграла в глазах. Она шла энергично, с привлекательной, гордой осанкой. Вдруг снова вспомнила о чекисте, разузнать о котором ей было поручено. Теперь Артистка и сама не могла понять, почему впервые после многих тайных поручений забеспокоилась. Раньте подобного с ней не случалось. Она охотно принимала любое поручение и с легкостью, даже с воодушевлением, стремилась исполнить его.

Возле табачного киоска Мария остановилась, чтобы купить коробку спичек. Успела при этом сообщить: «На Котовского восемь с вечера занято». И пошла своей дорогой.

Отсюда ей хорошо был виден дом возле магазина, где поселился чекист Стройный. Во дворе Мария увидела женщину и рослую девчушку, но кто они, узнавать не стала, отложив это на другой час, ибо неподалеку, через два дома, жила Варя, которой она носила молоко.

«Как же попросить ее все разузнать о подполковнике? — думала Мария. — Не годится запугивать, надо с ней помягче. Бабенка она покладистая, смышленая… Можно было бы подкатиться к ее соседке Ксюшке, ушлой оладошнице, да она завтра же на весь базар растрезвонит».

Так и не решив окончательно, как подойти с разговором о подполковнике — экспромтом у нее выходило глаже, — Мария вошла в притемненную кухню и застала Варвару у печки.

— У-у, хлебный пар какой духмяный! — восхитилась Мария, подвигая к себе кружку и наливая в нее молока. — Дай-ка мне горбушку и наливай себе, пожуем.

— Тебе нельзя много хлеба, это мне еще не грех поправиться… — Изящная хозяйка достала кружку, глянула через плечо: — Цветешь ты, Маша. Я вот сама баба, да и то бы тебя сграбастала и затискала.

— Мой мужик мне не говорил этого, — живо подхватила Мария, и в глазах ее вспыхнули искорки. — Вчера на базаре один подполковник — второй уж день прицеливается — откомплиментил мне на ухо: «Милушка! Если бы вы встретились мне в не такой уж отдаленной юности, я бы давно сошел с ума». «А сейчас вы не сумасшедший?» — спрашиваю. «Пока нет», — говорит. Иду с рынка, а он мне, серьезный такой, вежливый, разрешите, говорит, проводить… Ты дашь мне горбушку?

— Ой ты, неужто разрешила? — торопливо спросила Варвара и, схватив горячую краюху, отломила исходившую паром горбушку, протянула гостье — и опять: — Ну, разрешила, что ль?

— Кто же так, с ходу-то… — аппетитно откусила душистого хлеба и запила молоком Мария. — Говорю, чего меня провожать, я посидеть с музыкой хочу.

— А он? — аж взвизгнула от нетерпения Варвара.

— Так я, отвечает, пожалуйста, было бы ваше желание. Куда пойдем?

— Волокла бы его в ресторан… Ну, ну, и что ты?

— Мало ли что я желаю, говорю. А может, чего еще и не желаю. Он мне: как вас понимать? Обыкновенно, объясняю. Не желаю, чтобы ваша жена страдала, и желаю, чтобы муженек мой нас не увидел, а то обоих чудными сделает.

— И отшила, да? — застыла в ожидании Варвара.

— Какой там, вовсе прилип. «Какая, — шепчет, — вы откровенная, и голос у вас девичий». А я ему: так я и вся из себя такая… И прошлась вперед, бедром вильнула. — Мария показала, как она это сделала.

— Ой, по шкуре мурашки, здорово, Маша! — будто от холода энергично потерла плечи Варя и еще спросила: — Он, поди, обалдел?

— Он-то не знаю, а я вроде как втюрилась. Интересный мужчина, складный, глаза чистые, влюбчивые, какая-то в нем ласковая мягкость.

— Ну и давай… чего там. Не бойся.

— Я и не пугаюсь… — заговорщически шепнула, склонившись к Варваре, Мария и доверительно поделилась: — Мне бы о нем поразузнать, кто он, где жена и есть ли она. Такой не должен бы бегать, такая работа у него, ой-ей-ей, если не врет, в державной безпеке. Если правда, тогда другое дело. Да вроде не трепач, быть не может, а прощупать его надо, откуда он, какой характер, даже чего он любит, а чего нет.

— Ну, Мария, ты даешь, обалдеть можно. Только ты не как лягушка попала ужу на глаз? — живо прояснилось в голове Варвары. — Не гипнозом он тебя… говорят, в энкавэдэ пользуются этим умопомрачением.

— Чего городишь? В любви умопомрачение без энкавэдэ обойдется. И потом, что они, другие люди, что ли? Как все — с головой, с ногами. Даже лучше.

Варвара снова всплеснула руками, говоря:

— Глянуть бы на него! — откусила от каравая хлеба и залпом выпила полкружки молока. — А сколько ему лет-то? Не о старом вроде говоришь.

— Вот ты и узнай мне, сколько ему годов, не считая во рту зубов. Ему что-то за тридцать пять…

— Так он младше тебя?

— По-твоему, это плохо?

— Да нет… — повела плечами Варвара. — Плохо, когда никого нет. Тебе это не грозит.

— Он живет через два дома от тебя, поселился у тетки, у которой сын утонул.

— У Степаниды? — поняла Варвара. — Зайду к ней по-соседски завтра, поспрашиваю.

— У меня нынче вечером с ним встреча, надо же знать, обнадеживать его или как…

— Узнаю все, Маша, согласна, вплоть до того, храпит ли он ночью, а то от моего хоть беги. Ты только познакомь и меня с ним.

— Это еще зачем?!

— Ну-у, Маша, тебе ли бояться. Взглянуть охота на него, любопытно мне, тебе ведь кое-какой не приглянется, тебя, думаю, за подсердечко зацепить нужно.

— Нужно, Варя, когда не нужно будет, нос в окно на улицу выставляй… Так ты погодя и сходи к Степаниде, осторожненько с ней погутарь, мол, интересный постоялец… Нет, не говори «интересный», скажи «видный мужчина».

— Сообщу, Маша. Перед свиданием приходи, портрет его с потрохами выложу. А ты все-таки познакомь меня с ним. Ну, потом, когда…

— Зачем «когда»? Вечером выйди и жди его с работы, глазей тайком сколько угодно. Кстати, заметь, когда он возвращается домой, — ответила Мария, обозвав себя дурой за то, что предложила Варваре караулить подполковника после работы. Но успокоилась на том, что вечером получит нужную информацию, а там, не велика беда, что-то придумает. Заторопилась: — Ой, Варя, расчувствовалась я, заболталась, давай-ка посуду под молоко… В полшестого вечера я забегу. Побольше, понастырней мне все узнай, как для себя. Ладно?

…Базар Мария любила, на нем, можно сказать, и выросла. Без него ей чего-то недоставало. Вроде бы ощущения присутствия всего города, где можно и на людей посмотреть, и себя показать, и услышать разные новости, узнать, чем довольны и чем расстроены горожане, встретить нужных ей людей и самой оказаться полезной кому надо. На базаре Артистка чувствовала пульс жизни города, состояние его здоровья и недуги. В нынешнем своем положении Артистке было за что любить базар.

Она знала базар с детства. Бывало, чуть свет шла на базар, чтобы занять место за дощатым прилавком, куда потом являлась мать, с рассадой ли, с первой ли черешней, с молодыми малосольными огурчиками — всем тем, что давали огород и фруктовый сад.