Сразу после нашего завтрака за стол посадили другую партию слуг, а нас горничная отвела к трок Матон. Комната компаньонки находилась рядом с кухней и была пусть не шикарной, но достаточно удобно меблированной.

Уютно потрескивал камин, трок с важным видом сидела в кресле и тянула паузу, очередной раз давая понять нам, что мы никто и звать нас никак. Наконец, решив, что мы всё осознали, она заговорила:

— У каждого, кто живет в этом благочестивом доме, есть ряд собственных обязанностей. Будут таковые и у вас. Конечно, со временем кёрст Эгреж может изменить их, разумеется, если вы будете достаточно любезны и расторопны. Днём у вас будет урок Слова Божьего, обязательно поблагодарите кёрст Эгреж за проявленную заботу! Пока же ты, — она кивнула на меня, — будешь помогать горничным.

Последовала многозначительная пауза.

— Разумеется, никто не станет заставлять кёрст, даже нищую, — она презрительно хмыкнула, — мыть полы и чистить камины, но как всякая девица благородного происхождения, ты должна хоть немного владеть иглой, так что вполне справишься с простой работой вроде штопки чулок и ремонта белья. Заодно и за ребёнком присмотришь. Тебе же, — она обратила свой взор на Линка, — найти приличную работу сложнее, но и бездельничать никто не позволит! — трок Матон со значительным лицом вздела палец к потолку, — Безделье развращает душу! Но в приличном доме часто бывает необходимость докупить какую-нибудь мелочь в лавочке, отнести письмо или записку знакомым кёрст Эгреж и разные другие мелкие поручения. Думаю, что с ними справишься даже ты. А теперь ступайте!

За дверями комнаты меня уже ждала старшая горничная, женщина средних лет с невыразительным лицом и тусклым голосом.

— Зовут меня Грута, пойдёмте, кёрст, я покажу, где вы работать будете.

Поскольку Линку никто никаких указаний не дал, он отправился вместе со мной. По чёрной лестнице мы спустились на первый этаж, а потом ещё ниже. В полуподвале, холодном и сыром, была устроена прачечная. Там возились две дородные тётки с красными, распухшими руками.

Рядом находилась небольшая комнатёнка, освещённая узким, но длинным окном под самым потолком. Здесь гладили бельё, стоял большой стол с тремя утюгами разного размера, на неком подобии козел лежали аккуратные стопки глаженного белья и небрежной кучей то, которое ещё предстоит гладить.

Прямо под окном, рядом с шатким стулом, находился небольшой столик. Грута открыла коробку, украшавшую собой этот стол, и показала мне на кучу катушек, клубочков и мотков ниток разных расцветок. Там же находились ножницы и маленькая подушечка с десятком игл разного размера.

— Вот тут вот всё нужное и найдёте, кёрста, а бельё до глажки нужно проверить и все дырки заштопать. Ну, сами разберётесь, — с этими словами она исчезла за дверью. Малышка Эжен снова захныкала.

Я посмотрела на Линка и сказала:

— Мне нужно уехать по делам. Побудешь пока с сестрой?

Линк молча кивнул головой, не глядя мне в глаза. Я не слишком хорошо представляла, где удобнее и безопаснее оставить детей — здесь или отвести в комнаты? Но пока я размышляла, Линк, что-то всё это время обдумывавший, посмотрел мне в глаза тоскливым взглядом побитой собаки и очень тихо спросил:

— Ты уйдёшь насовсем?

Даже в той жизни не все мои решения были верными, но всегда — быстрыми. И, решив что-то один раз, я никогда не жалела о своём выборе. Что сделано, то сделано!

— Нет! Мы уйдём все вместе и прямо сейчас.

Несколько секунд Линк соображал, потом глаза его почему-то налились слезами, но он не заплакал, а, судорожно вздохнув, упрямо сжал челюсти и яростно закивал головой.

Я подхватила малышку Эжен на руки и скомандовала Линку:

— Пойдём!

Привела его к нашим клетушкам и велела одеть Эжен. Наша с ним верхняя одежда осталась в гардеробной, но платок, в который кутали девочку, так же, как и уличная её обувь, был здесь.

Сама я отправилась к себе, открыла сундук и, порывшись, вынула два свёртка. Один, маленький, содержал все наши деньги, во втором, чуть побольше, лежали те письма от арендаторов, что я нашла в бумагах отца. Все остальные вещи были не так уж важны.

Гардеробную никто не охранял, но на пути туда нам встретилась горничная. Похоже, она и донесла трок Матон о том, что «нахлебники» бездельничают. Мы уже почти оделись, когда в дверях гардеробной появилась компаньонка и возмущённым голосом начала задавать вопросы.

Поскольку никто не поторопился ей ответить, она решительно схватила Линка за ухо и раздражённым тоном заскрипела:

— Когда тебя спрашивают, маленький мерзавец, ты обязан ответить!

Состояние тихого бешенства, в котором я пребывала почти всё время, что мы находились в этом доме, вылилось в то, что я потеряла над собой контроль. И пусть наши весовые категории не были равны, злость придала мне сил. Коротким мощным толчком я прижала тётку к двери гардеробной и, глядя ей в глаза, почти по-змеиному прошипела:

— Мы уходим. Будьте так любезны, прикажите спустить наш багаж вниз.

Думаю, трок Матон никогда не сталкивалась с таким видом прямой агрессии. Голос её звучал растерянно, почти жалобно:

— А что… А куда… — наконец, она собралась с мыслями: — А что я скажу кёрст Эгреж?!

— Скажите, что мы не нуждаемся в её благодеяниях.

Задержать нас она не пыталась, но ещё до нашего выхода из квартиры исчезла где-то в комнатах — побежала докладывать. Мне, признаться, на всё это было ровным счётом наплевать. Формально кёрст Эгреж ещё не являлась нашим опекуном — кёрст Форшер обещал оформить документы в течение двух недель.

Моё решение, пожалуй, даже нельзя было назвать спонтанным. Хотя первые дни в этом мире я совершенно не собиралась заботиться о детях, рассчитывая пробиваться одна, так же, как и в прошлой жизни, но сейчас чётко понимала: эти дети для меня — как те самые щенки, я просто не могу их бросить второй раз.

Каждый наш поступок и каждое наше решение накладывает отпечаток на всю дальнейшую жизнь. Иногда почти незаметный, а иногда сильно влияющий на неё. Я не могла объяснить даже себе, почему гибель тех двух щенков, оставшихся в ведре, вспоминалась мне, пусть и не слишком часто, всю мою земную жизнь.

Почему я считала себя, хоть и частично, виноватой в их гибели? Не я же тогда создала эту чудовищную ситуацию! Тем более, что сейчас были даже не щенки, а дети, и сложность положения усиливалась многократно. Но я просто не могла предать их. Не могла, хоть убей…

Ждать, пока нам вынесут наши сундуки, я не стала, забрать их можно будет в любое время. От подъезда дома мы добрались до тротуара, я осталась с Эжен, а Линк побежал ловить извозчика.

Уже рассвело, но людей на улице было ещё очень мало и, в основном, это был рабочий люд — горничные с корзинами продуктов, молочница с тележкой, спешащие куда-то, похоже, на работу, просто одетые мужчины. На нас никто не обращал внимания.