пока он хоть и формально, но числится начальником Филонова. И Павел начал отчитываться. Он доложил о проведенных профилактических беседах, о проведенных проверках, в том числе и неожиданных. Отработке вводных задач с ответственными работниками на случай нападения, воздушной тревоги, химической атаке. Доложил и о проверке журналов, в том числе и учета секретных копий и копий ДСП[3].

Филонов торопливо перечислял и перечислял различные мероприятия, которые вполне годились для захолустного предприятия в мирное время. Но на авиационном заводе, где создано конструкторское бюро, в котором разрабатывается во всех отношениях передовой истребитель, да еще во время войны нужны иные меры. Тем более что на завод пытается проникнуть и почти проник враг.

– Так, ты мне тут словами не трещи, – строго сказал Мороз. – Давай-ка завтра к девяти часам утра положи мне на стол рапорт о проделанной работе.

– Не успею к девяти, Иван Карпыч, – взмолился Филонов. – Можно я…

– Нельзя! – отрезал капитан. – Мне отчет начальству писать надо, а у меня твоего рапорта нет. Ты поменьше о юбках думай, а побольше об оперативной работе! Небось опять на свиданку собрался? Давай садись за рапорт. Вся ночь впереди!

Застегнув на шинели ремни портупеи, Мороз придирчиво осмотрел себя в зеркале и вышел, не попрощавшись. «Да, – подумал Филонов. – Что-то с Карпычем творится совсем неладное. Раньше он прощался, желал чего-нибудь, зудел со своими поучениями и нравоучениями. А вот чтобы так, не попрощавшись, уйти, такого не было. Может, чувствует, что положение его стало шатким, что снимут его к едрене фене отсюда. Или вообще попрут из органов. Наверное, чувствует. Ведь не совсем же он дурак».

– Бабка, насыпь стаканчик, – подставил Коган карман пальто.

Нельзя сказать, что Борис любил лузгать семечки, идя по улице или подпирая плечом забор и глядя по сторонам. Но надо приноравливаться к среде обитания. Излишняя интеллигентность порождает огромное недоверие воровского общества. Не верят здесь в вора-интеллигента. Тем более в убийцу-интеллигента. А у них «банда Седого», они бандиты, грабители и убийцы. Надо хоть как-то соответствовать, иначе немецкий разведчик не клюнет на них. Наверняка у него тут есть советчики и консультанты из уголовной среды.

И почти сразу, как только семечки ссыпались в его карман, Коган почувствовал, что за ним наблюдают. Он уже час мотался по рынку, и ничего, а сейчас почувствовал. Неторопливо двинувшись между торговыми рядами, среди разложенной одежды, табуреток и прилавков с обувью, поплевывая семечки, Борис стал искать взглядом наблюдателей. Что-то подсказывало ему, что время прикидок и оценок прошло. Теперь наступило время разговоров и выяснений вопросов.

Есть, одного засек. Вон тот невысокий шкет в старой шапке с опущенными ушами был тут и вчера, и позавчера. Следит неумело, но шустрый такой, что от него скрыться трудно. То под прилавком поднырнет, то между торговками проскочит ужом. Ага, и те двое знакомы. Два высоких парня в широких штанах и кепках не по сезону. Эта публика посерьезнее. У этих не только финки в рукавах могут обнаружиться, но и ствол в кармане. «Хорошо они меня обложили, – оценил ситуацию Коган. – Три выхода с рынка, и каждый держат под присмотром. Значит, у третьего выхода должны быть “глаза”. Нет, так я их не найду, да и пора прекращать этот спектакль. Не хотят общаться, значит, надо продолжать искать других людей. На улице Конопляной есть бар, и там мелькали подходящие типажи. Надо наведаться и завязать разговор».

Поплевывая шелухой от семечек, Коган прошел через весь базар, прицениваясь к вещам, останавливаясь у прилавков. За все это время он обнаружил еще одного наблюдателя. Этот шел за ним как приклеенный. Невзрачный мужчина неопределенного возраста, весь какой-то серый, неприметный, в фуфаечке и шапчонке, каких тут много. «Ясно чего они ждут, – подумал Коган. – Они пытаются выяснить, с кем я тут контактирую. Думают, что это у меня место встречи. С кем? С операми из уголовки? Наивное предположение. Стал бы я все время назначать встречи на одном и том же месте. Рынков в городе мало?»

– Куда собрался, дядя? – прозвучал за спиной голос. – Уже нагулялся?

Коган еле сдержался, чтобы резко не обернуться на голос. Смысла в этом не было. Он не испугался, просто понимал, что если бы хотели ударить в спину ножом, то уже ударили бы. Если заговорили, значит, хотят потолковать. Ну-ну! И он остановился и не спеша повернулся. Перед ним стоял один из тех, в клешах и кепке. В углу рта как приклеенная торчала папироса. Глаза весело-наглые, уверенные, что все тут в его власти. И даже этот носатый, за которым велено было проследить.

– А я должен был спросить разрешения? – осведомился Коган, сразу давая понять, что настроен на конфликт. Пусть привыкают и понимают, что со мной так нельзя свысока. Только на равных.

– Не играй, дядя, – криво усмехнулся блатной и ловко перекинул языком папиросу из одного угла рта в другой. – Сам засветился, готовься отвечать за базар. Че тебе в нашем городе надо?

– Я корешкам твоим рассказал, – ответил Коган. – Есть новости про Калину, говори. Нет, тогда я тебя не знаю.

– Тебе велели передать…

– Кто? – перебил парня Борис.

– Те, кто имеет право передавать в этом городе, кто держит его. И тебе передали, чтобы ты делал отсюда ноги. Это чужой выпас, дядя, тут свои пастухи. Их надо уважать, а не совать свой нос куда не следует. А то его могут укоротить.

– Слушай сюда, шестерня, – глаза Когана стали ледяными, как дыхание могилы, – кто передал, тот имеет право. Ты передо мной никто и звать тебя никак. Еще раз заговоришь со мной так, и твои внутренности будут собирать по улице от вокзала до местной ментовки. Этот город мне понравился. Мне никто не указ, куда приезжать и где жить, чем заниматься. И держи руки подальше от карманов!

Последнюю фразу Коган произнес резко. И его собственная рука в кармане пальто шевельнулась, и блатной увидел, точнее, догадался, что ему в пах сейчас смотрит дуло пистолета. И пулю не остановит драп и ватная подкладка. Парень медленно опустил вдоль тела руки, которые до этого почти сунул в карманы своего пальто. Борис отметил, как напрягся второй, стоявший чуть поодаль и посматривавший по сторонам. «Интересно, – подумал Коган, – вот передадут они мои слова своим авторитетным ворам. И что дальше? Велят меня “на перо поставить” или встретятся со мной, условия ставить будут? Ясно, что этих “шестерок” присылать больше не будут. Иначе я кого-нибудь из них пришью. Это, кажется, поняли все. Другое дело, что словам в этом мире верят не