Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Фу, Клавиго, фу… Все спокойно.
— Клавиго… — встрепенулся наш герой. — Вашего пса зовут Клавиго?
— Ну конечно! Когда он родился, я же позвонил вам в Ватикан и попросил взаймы ваше имя…
Он пристально посмотрел на Валентина.
Слишком пристально.
— Хм. Вы и это забыли? Но мимо. Сейчас позвонит секретарь, и все объяснится. Кто вы есть, полуночник, человек без лица и как вас звать. А пока расслабьтесь. Итак, мой дорогой гость, у нас за ужином происходят самые чудесные вещи в мире. Разговоры, встречи. Очные ставки. Игры. Шарады. Плюс блюда из кухни моего французского повара. Он прилетает к нам из Парижа вместе с нашим парикмахером. За такие прихоти приходится много платить. Но. Друзья, ради вас я хочу умереть нищим, а для этого нужно успеть потратить целую гору золота.
— Папа, мы поможем! — в один голос сказали близняшки.
Стол зашумел. Кое-кто зааплодировал. Фотограф вышла из-за стола и принялась щелкать камерой. Художник что-то черкал карандашом в блокноте, щуря глаз… словом, свита отрабатывала задание.
Между тем Валентин был в раздрае. Еще минуту назад он мысленно отрепетировал сцену прощания: он входит, видит двух близнецов за столом (мужчин, разумеется, а не языкатых девиц), объявляет им о наследстве, приносит публичные извинения хозяину, сообщает о смерти дона Клавиго, и просит немедленно выставить его из дома, потому как он никакой не профессор, а частный сыщик из Питера Валентин Драго… Ну, наорут, ну сдерут фрак, отметелят в худшем случае на КПП… зла-то в его розыгрыше ни капли.
Он старался ничем не выдать своей тревоги, но ситуация внезапно вышла из-под контроля. Ему предстояло на ходу, с бухты-барахты, полностью перестраивать свое поведение. Видимо, близнецов придется отыскивать, и еще не факт, что они где-то рядом. Если они спрятаны от чужих глаз, то, вполне возможно, что они не гости эксцентрика, а его пленники. Старик заказчик был прав: придется ишачить и потеть.
Мда…
Но ему удалось перевести дух и впервые тайком оглядеться… Огромный длинный обеденный стол без единого прибора, накрытый белой скатертью, стоял посередине двухэтажной галереи, внутри левой стеклянной лапы хозяйского особняка между двумя рядами декоративных веерных пальм, посаженных в строгие кадки. Ни одна не была выше или ниже соседки. Интервалы были строго рассчитаны. Даже тени были похожи. Все выдавало патологическую страсть хозяина к геометрии. Горящие люстры на потолке были также маниакально похожи.
Взор Валентина тайно искал свободы.
За стеклом галереи белая ночь переливалась блеском близкого моря. Ветер теребил стрижку боскета. Бледные звезды складывались в узоры угроз.
Две молодых фурии, Герда и Магда, не скрывали своего интереса к Клавиго, с любопытством изучали новинку и о чем-то горячо перешептывались.
Пес-тезка, побродив вдоль стола, вдруг уселся почти за спинкой его стула, потом разлегся, открыв пасть с льющимся языком.
Этот почетный караул действовал Валентину на нервы.
Репортер из «Шпигеля» Катрин Аис тут же улеглась животом на пол, стараясь сделать снимок хозяина с ньюфаундлендом на первом плане.
Ее непосредственность никого не озадачила.
Мда… князь ценит раскованность.
Шалунья-девочка достала пудреницу из маленькой матерчатой сумочки в виде конверта на лямке и, щелкнув, раскрыла пыльное от розовой пудры зеркальце.
Стало понятно, кто пустил в бинокль солнечный зайчик.
Дама в полумаске тут же отобрала у проказницы игрушку и велела сидеть ровно и не болтать ногами.
Кукла в ответ скорчила рожицу, но подчинилась.
А хозяин говорил любопытные вещи:
— Итак, прежде чем перейти к разговору о Блеске, добавим застолью капельку воображения. Друзья, русские, европейцы, немцы, один чех, один англосакс и один иудей — все мы сбежали от проблем с евро и Евросоюзом, от ожидания конца света по календарю майя и прочего хаоса в блаженную паузу между двумя войнами. Притворимся богами. Забудем про век двадцать первый! На дворе 1927-й год! Первая война кончилась девять лет тому назад. О второй еще никто не догадывается. Европа в кризисе. Германия в упадке. У власти президент Гинденбург. Гитлер сидит в тюрьме за мюнхенский путч. И хотя он уже написал «Майн Кампф», немцы его не знают. Тоже, кстати, будущий самоубийца. Зато какой расцвет творческой силы. Не так ли, дружище Гай?
— Еще бы! — подхватил тезис хозяина молодой бородач в авиашлеме. Ив Танги в двадцать седьмом написал свой шедевр из орущих капель «Мама! Папа ранен!».
— Фуй, — сказали близняшки, — это не про папу.
— А Гессе выпустил в свет «Степного волка», — поддакнул писатель Протей, жилистую шею которого Валентин сравнил с выей старого индюка.
— Барток написал балет о чудном мандарине, — бросила реплику фотограф, продолжая ползать по-пластунски и щелкать камерой.
— Виктор, — веско вмешался хасид, — добавь сюда Хайдеггера. «Бытие и время» напечатано как раз в двадцать седьмом. Ум немца догнал гений Раши.
— А еще, — важно объявила Кукла, загибая пальчик, — в ту зиму появились елочные игрушки из ваты, раз, под елку поставили большого деда мороза, два, и сделали елочных зайчиков из картона, три. Их зовут дрезденские зверьки.
— Умница, — рассмеялся фон Борисс, — первый раз слышу.
Маска поощрительно чмокнула девочку в лоб. Князь позвонил в колокольчик. Лишь один Фарро оставался безучастным и вялым, как кусок сырого теста, забытый поваром на кухонном столе.
Метрдотель церемонно выкатил в зал ресторанную тележку, а два официанта споро расставили блюда, на которых сияли гранями льда разные причудливые фигуры, составленные из зеркальных шаров, кристаллов, призм в духе тех, что рисовал Босх на своих изображениях рая.
— Ой, папа, но мы ж-жутко голодны! — накуксилась Герда.
— Я бы съела ростбиф, — капризно потыкала пальцем в несъедобную геометрию Магда.
— Потерпите, дурехи. Еда будет только в финале. А сейчас мы будем питаться блеском.
Тут замигал рыжий глаз рации.
— Тишина. — Хозяин поднял руку.
Связист поправил наушники и стал что-то быстро записывать на бланке. После чего встал и доложил:
— Господа, получена радиотелеграмма. Читаю. Герда, перестань заигрывать с доном Клавиго, твоя выходка с родинкой просто вульгарна.
— Это Клара! Тетя Клара! — захлопала Герда в ладоши.
— Да, — кивнул связист, — подпись: твоя тетя Клара.
Валентин не стал даже обдумывать, каким-таким образом неизвестное лицо узнает, что происходит за столом князя, находясь, скажем, за сто километров. Это, конечно, фокус. Предварительный сговор. Тетя Клара такая же фикция, как и эта полевая рация, и этот ряженый солдатик-связист. Даже его веснушки наверняка работа гримера.