Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Неумно, — сказал Калеб сквозь зубы.
— Я бы сказала странно.
— Согласен с тобой, Дэниз.
Дэниз не ответила.
— Сколько тебе лет?
Дэниз нахмурилась.
— Тридцать восемь.
Калеб постарался не показать своего удивления. Он думал, что ей все сорок пять.
— Я знаю, что вы с Джерри решили не заводить детей. Ты жалеешь об этом?
— Нет, — быстро сказала она, но потом покачала головой. — Вообще-то, это не совсем так. Порой, когда видишь на улице пару с пухленьким, смеющимся ребенком... Они выглядят такими счастливыми. Не знаю, как сказать. Наверное, иногда жалею. Но у меня есть Джерри. Я не одинока, и мы вряд ли смогли бы возиться с ребенком. Мы правильно решили.
— Все дело в том, что вы не можете возиться с ребенком?
— Да, наверное. А почему ты спрашиваешь? У тебя же нет этого чувства?
— Какого?
— Чувства одиночества, которое подстегивает мужчин заводить детей с первой попавшейся женщиной.
Калеб глубоко вздохнул.
— Только не я.
— Хорошо, а то я уже усомнилась в тебе. Знаешь, это называется комплексом Тарзана. Тарзан считает так: «я — мужчина, я должен оставить свое семя». Именно такие парни могут заинтересоваться подобным объявлением. А некоторые, прочитав его, могут захотеть взвалить женщину на плечо и сделать ее своей навсегда.
Калеб представил себе, как какой-то мужчина взваливает Викторию на плечо и несет в берлогу, чтобы сделать «своей женщиной». Он с большим трудом усидел на месте.
— Дэниз, — сказал он.
— Я знаю, пора заняться газетой.
— Спасибо, что поделилась со мной своими взглядами.
Дэниз недоверчиво посмотрела на него.
— Слушай, кажется, тебе пора заняться газетой. Иначе мы не успеем с выпуском.
Помощница засмеялась и вышла.
Калеб заставил себя остаться в офисе до конца дня. Он разрешил себе подумать о делах Виктории только в начале пятого.
Неужели она так сильно хочет этого ребенка, что готова на любой риск?
А что он сам собирается делать?
— Ничего, — пробормотал он. Нет, это неверный ответ. Он собирался сделать кое-что. И может это будет крайне неправильный и самый глупый поступок.
Как только Виктория вошла в дом, тут же раздался звонок. Она открыла дверь и увидела на пороге Калеба, который закрыл собой почти весь дверной проем. Он явно злился.
— Прогуляемся? — спросил он мягко, но без улыбки на лице.
Прогуляемся. Это прозвучало как приказание. Виктория не любила приказов, но заметила беспокойство в его глазах и вспомнила, что сама нагрузила его своими проблемами.
Виктория взяла Калеба под руку, и они пошли гулять.
— Куда мы идем?
— На нейтральную территорию.
— На нейтральную? Мы собираемся спорить?
Калеб посмотрел на Викторию и улыбнулся.
— Перепалка в лучах заходящего солнца, — сказал он.
— Ясно. Я, наверное, чем-то обидела тебя.
— Не обидела.
— Оскорбила?
— Нет. Ты не скажешь того, что обычно говорят женщины в этом городе.
— Они говорят плохие вещи, потому что не знают тебя, — горячо сказала Виктория.
— Это вы не знаете меня, мисс Холбрук, — сказал он, называя ее официально, чего она не терпела.
Этого хватило, чтобы вывести ее из себя.
— Да, наверное, не знаю. Просто ты был так добр ко мне в последнее время...
Он остановился и повернулся к ней. Они стояли перед парком Гейтвэй.
— Виктория, — сказал он, вздохнув. — Извини, но, черт возьми, ты сводишь меня с ума. Ты много лет живешь одна, у тебя процветающий бизнес, ты представитель здешнего общества, ты — умная женщина... так мне кажется... но совершенно ничего не знаешь о мужчинах. Они приходят к тебе в магазин и покупают книги. Ты неверно представляешь себе, какие мы, под словом «мы» я подразумеваю мужчин. Мы чувствуем, когда нам доверяют и пользуемся этим, чтобы получить то, что нам нужно.
— Ты же не воспользовался тем, что я доверяю тебе, — сказала она.
Калеб не ответил.
— Я не святой, Виктория, любой скажет тебе это.
Виктория рассердилась.
— Я просто не буду с ним разговаривать.
Калеб засмеялся.
— Виктория, ты каждый день разговариваешь с этими людьми. Они твои покупатели, твои друзья.
Виктория скрестила руки на груди.
— То что ты встречаешься со многими женщинами, еще не значит, что ты плохой человек. Почему ты постоянно предостерегаешь меня? — Вдруг Виктория удивленно раскрыла глаза. Она поняла, в чем дело. — Ты видел мое новое объявление?
— Я — владелец газеты и главный редактор. Все новости проходят через мои руки.
— Мне не нужно было печатать его в «Газете», но я об этом даже не задумалась. — Она развела руками, как бы говоря «ну что поделаешь»?
— В какие газеты ты еще отправила свое объявление? — медленно спросил Калеб.
— Это неважно. — Виктория пошла по дорожке парка.
— В какие газеты и сколько их? — Калеб догнал ее.
— В двадцать или около того, — сказала Виктория.
— В двадцать? — Калеб остановился, как вкопанный. Он взял руку Виктории. — В двадцать газет? В первый раз тоже было столько?
— Нет. — Ее пальчики казались ему такими маленькими. И Виктория почувствовала, как сильно мужчина и женщина отличаются друг от друга. Он был большим, а она маленькой, он был сильным, а она — слабой. Смотря на него, ей хотелось придвинуться к нему, положить голову на грудь и спросить, как же ей достичь своей цели. Но она не хотела показывать свою слабость. — Первый раз я послала в десять газет. Просто... просто я хочу, чтобы все поскорее закончилось.
— Виктория, ты же не хочешь этого делать. Правда? Ты не хочешь отдаваться незнакомцу.
Она действительно не хотела этого, но слишком долго притворялась, что у нее все хорошо в жизни.
— Не езди опять в Дэлловей, — сказал ей Калеб.
— Мне нужно поехать туда.
Калеб медленно покачал головой.
— Нет, — сказал он. — Ты не поедешь. Мы сделаем по-другому.
Виктория застыла и прижалась головой к его плечу.
— Что ты имеешь в виду?
Калеб вздохнул, помолчал немного.
— Думаю, ты понимаешь.
Неожиданно Виктория представила себе всех тех женщин, с которыми Калеб спал в других городах. Но он спал с ними, потому что хотел их, потому что они зажигали в нем желание, а не потому что ему было их жаль. Она посмотрела Калебу в глаза.