— Меня приставили к вам в услужение. Мое имя Дейна. Помочь вам переодеться, миледи? — положив платья на кровать, спросила женщина.

Среди них было красивое платье из зеленого шелка, другое — из тонкой красной шерсти с серой отделкой, которое больше подошло бы пожилой даме, и третье — прелестное муслиновое платье с квадратным вырезом.

— Пожалуйста, помогите мне надеть вот это, муслиновое.

Горничная помогла ей надеть платье, которое сидело на ней гораздо лучше вчерашнего. За неимением драгоценностей Нелл украсила шею бархоткой.

Посмотрев в зеркало, она осталась довольна результатом. Долго она себя не рассматривала, и без того зная, что была вполне привлекательна, у нее были черты ее матери — большие ясные глаза, тонкие выгнутые брови и изящно очерченный носик. От отца ей достались каштановые волосы, великолепные зубы, полные губы и твердый подбородок.

— Как уложить вам волосы, миледи? — осведомилась горничная.

Нелл достала ленту и попросила сделать с ней незамысловатую прическу.

— Как вы думаете, вы с этим справитесь?

— Да, — кратко ответила Дейна и взяла ленточку, тогда как Нелл, подавив вздох, покорно уселась перед туалетным столиком.

— Я не хотела вас обидеть, — примирительно произнесла она.

Горничная промолчала.

— Давно ли вы служите в этой семье? — дружелюбно спросила Нелл, надеясь смягчить явную недоброжелательность горничной, которая стала расчесывать ей волосы быстрыми резкими движениями.

— Двадцать лет, миледи.

— Следовательно, вы знаете лорда Бромвелла с детства.

Горничная молчала.

Нелл невозмутимо продолжала:

— Он и в детстве отличался тягой ко всяким приключениям?

— Не могу сказать, миледи. Я не была его няней.

— Но вы бы слышали об этом.

— Да, ему приходилось попадать в затруднительные положения, — нехотя заговорила Дейна и вдруг зачастила: — Но как он мог проявить такую бессердечность и уйти в далекое плавание! Он так огорчил графиню, она чуть не умерла, тревожась о нем! И это после того, как она, не зная сна, столько ночей выхаживала его, ведь он часто болел…

И Дейна, словно опомнившись, плотно сомкнула губы, чтобы не выпустить еще хоть одно слово.

— Что ж, умные и живые мальчики обычно отличаются шаловливым и непоседливым характером.

Дейна снова промолчала, и Нелл попыталась и применить другую тактику.

— Вы должны гордиться, что работаете в семье такого знаменитого натуралиста.

Дейна нахмурилась.

— Его книга была принята очень хорошо, — упрямо продолжала Нелл.

Горничная неодобрительно поджала губы.

— Насколько я понимаю, Дейна, вам не нравится ни сам лорд Бромвелл, ни область его исследований?

Наконец горничная заговорила, словно плотину прорвало, будто она наконец-то получила возможность высказать все, что у нее наболело.

— И главное, что он выбрал для изучения — пауков! Этих мерзких, отвратительных тварей! Понять не могу, зачем только Господь их создал! А что касается виконта, он был таким милым юным джентльменом! А потом отправился в свою экспедицию, и страшно подумать, что он там вытворял с этими язычниками! Повсюду расхаживал голым, участвовал в их бесстыдных плясках, пил их гадкие напитки и наверняка бог весть чем занимался с туземками! От одной только мысли обо всех этих безобразиях доброй христианке плохо становится!

Однако Нелл с живым восторгом представила себе полуобнаженного лорда Бромвелла, с энтузиазмом пляшущего среди мечущихся от факелов теней, а затем исчезающего в зарослях с местной девушкой.

С девушкой, очень похожей на нее.

Она оттолкнула это соблазнительное видение и в который раз пожалела, что не прочла принадлежавшую леди Стернпол «Сеть паука».

— А вы читали его книгу?

— Миссис Фоллингсбрук взяла на себя труд прочитать ее вслух в помещении для слуг за обедом, пока я не попросила ее прекратить, — ответила Дейна. — У меня пропал аппетит, когда я услышала, что английский джентльмен, сын нашего хозяина, ведет себя таким образом. Думаю, ему следовало бы стыдиться! Его бедная матушка чуть не умерла, когда он уехал из дома, хотя она умоляла его остаться. Она надолго слегла в постель, и мы все боялись, что она не выживет, а он развлекался там и занимался нечестивыми делами, как какой-нибудь язычник!

— Но он благополучно вернулся, — заметила Нелл, — а его книга пользуется большим успехом. Его матери это должно было понравиться.

— Понравилось бы, если бы он остепенился и взял себе жену вместо того, чтобы снова отправиться в путешествие бог весть на сколько лет!

Нелл не стала ей объяснять, что лорд Бромвелл отправляется в дальние страны не из желания огорчить мать, а следуя своему призванию и убеждению в необходимости изучать естественные науки.

В конце концов, не он один отправляется в далекие путешествия. Матери, сестры и жены китобоев и других моряков, должно быть, привыкли к тому, что их сыновья, братья и мужья покидают дом на долгое время, иногда на несколько лет.

А может, они просто прячут свою тревогу за маской стоического терпения.

Она не могла винить графиню за тревогу о сыне и Дейну за сочувствие своей хозяйке, особенно когда вспомнила, как плакала мама, оставляя ее в школе. Сама же она в тот момент была слишком взволнована перед встречей с будущими подругами, чтобы грустить, как, наверное, и лорд Бромвелл надеждами на новые открытия.

— Он содействует развитию науки и нашему пониманию мира природы, — заявила она в защиту виконта.

Горничная только презрительно фыркнула. К счастью, она уже закончила укладывать ей волосы.

— Миледи, я приду помочь вам, когда вы вернетесь, — сказала она.

— Благодарю вас.

Нелл направилась в гостиную, где, по ее предположениям, перед ужином собиралась вся семья.

Должно быть, вот так чувствовали себя узники тюрьмы Олд-Бейли, думала она, спускаясь по лестнице. Испуганные, неуверенные, опасающиеся, что их могут обвинить в любом преступлении, совершенном кем-то другим…

Она остановилась на пороге гостиной, осматривая просторное помещение с высоким потолком и внушительным камином с полкой на уровне человеческого роста. По обе стороны от камина красовались статуи женщин в греческих тогах, а над полкой сияло большое зеркало. Бледно-зеленые стены украшали картины в тяжелых золоченых рамах с семейными портретами предков, на потолке — лепные изображения греческих ваз, увитых виноградом. Внимание Нелл привлекли изящные стулья в стиле хепплуайт и кушетка с обивкой из зеленого шелка, с гнутыми позолоченными подлокотниками и ножками. Тяжелые бархатные шторы были еще раздвинуты, позволяя последним лучам солнца освещать комнату, хотя в серебряных подсвечниках уже горели свечи, а в камине плясал яркий огонь. Рядом с ним стоял красивый экран. На боковых столиках высились огромные восточные вазы с розами и оранжерейными цветами, чей аромат смешивался с запахом воска и горящих углей.