Возражения так и рвались с языка, но благоразумие удержало их на месте.

Проректор поднялся, и застыл в ожидании.

Я медлила, судорожно прикидывая, как бы от него избавиться. Вархар вызывал смешанные чувства — волнение и возмущение. И пока второе сильно лидировало по очкам. Сердце в присутствии начальника намного чаще колотилось от гнева и негодования, чем от его мужского шарма и варварских ухаживаний.

Драгар встал тоже, кивком предлагая мне вернуться в корпус.

Выручили великанские настенные часы. Ходики раскинулись на четверть стены и напоминали стекающую вниз вязкую субстанцию. Кажется, дизайнер пересмотрел картины Сальвадора Дали, или у него серьезные проблемы со зрением.

Не взирая на размеры циферблата, сами цифры распознавались с трудом — их стилизовали до невозможности. Нолики походили на ажурные салфетки, единицы — на увитую плющом резную пику. Остальные цифры выглядели сложными переплетениями завитушек и узоров.

Не сразу удалось разобраться, что уже почти полпервого. А это значит — через полчаса у меня лекция!

Я восторженно вскочила, и на удивленный взгляд Вархара победоносно выпалила:

— А у меня скоро лекция! А я пошла готовиться!

Проректор хохотнул, и, как ни в чем ни бывало, изрек:

— Что ж, я провожу тебя до кафедры. Все равно хотел провести инспекцию родной вотчины. Соскучился. Ностальгирую даже.

Драгар слегка поник, но «на выход» отправился первым.

Я жестом предложила Вархару двигаться следом, и обреченно замкнула шествие.

Уже на дорожке, мужчины притормозили и пристроились по бокам. Я ощущала себя зажатой между двумя гигантскими, горячими борцовскими грушами.

Пока добрались до кафедры, я узнала о Вархаре больше, чем о преподах прежнего вуза, хотя и проработала с ними бок о бок без малого пятьдесят лет.

Драгар усиленно пытался вставить в поток словоблудия проректора хотя бы что-то из собственной яркой, варварской биографии. Но Вархар так плотно забивал «эфир», что у помощника не было ни шанса.

Для «разгона» проректор сообщил, что работает в Академии уже тридцать лет и его первой должностью была моя. И… понеслось.

Зазывно подвигав бровями, Вархар поведал, что ни разу не был женат. Во всех пяти мирах не нашел ни одной достойной его женщины. Вот так, ни много, ни мало. Зато в набегах частенько «баловался» аборигенками, и в искусстве секса искушен по самое не могу, в отличие от «всяких там сопляков».

По тому, как вспыхнул Драгар, стало понятно — в кого метил презрительное слово проректор. И удар явно нашел цель.

Вархар монотонно перечислил, что имеет черных пояса по единоборствам, в совершенстве владеет мечом, алебардой и, конечно же, светом.

А потом с акульей улыбкой до ушей прорычал: «Ни одному слизняку из миров перекрестья не удалось серьезно меня ранить!».

К сообщению прилагались перечисления взятых в плен врагов, «пустяковых» ран, походов с участием проректора. Вархар походя задирал футболку, демонстрируя едва заметные шрамы и с оскалом саблезубого тигра рассказывал, что сотворил с теми, кто эти шрамы оставил. От красочных описаний вырванных глаз, кишок, печенок, раздробленных черепов, мой желудок едва не выбросил все, что выцыганил диким урчанием еще недавно.

Но Вархар на этом не остановился, и понизив голос, поведал, что в совершенстве повелевает светом. Направить, сгустить, спалить до тла, или, напротив, рассеять, погасить для него раз плюнуть. Все, что «знает» свет, ведомо и проректору.

Оказалось, что раса Вархара, и Драгара называется скандры, академическая кличка — воинственные скандры. Они очень похожи на людей, как и большинство других рас пентаграммы миров, но, конечно же, во всем лучше и круче.

До трехтысячелетия доживают почти все, кого не убили в бою. Неутомимость скандров в постели можно сравнить только с их «беспримерной отвагой» и «непомерной неуязвимостью».

От одного названия расы Вархара жителей соседних миров пробивает мелкая дрожь, жителям родного мира скандров достаточно первого слога. «Да и вообще… Надо ж понимать… Не каждый дотягивает до того, чтобы услышать второй слог…» — романтичным, почти ласковым тоном добавил проректор.

Каждый пункт иллюстрировался яркими картинками из жизни Вархара и его соплеменников. Даже тот, где проректор хвастался достижениями в постели.

О том, что он может и стоя, и сидя, и держа партнершу на весу, и даже вверх ногами, я наслушалась по самое не хочу.

Что поразительно, Драгара это не смущало ни на грамм, скорее злило. Он то и дело вставлял монологи о собственных подвигах с «сокурсницами-девственницами» и «похотливыми преподшами».

Ближе к корпусу меня снова подташнивало, и складывалось впечатление, что сильно пересмотрела жесткого порно.

Не могу передать того вселенского счастья, что испытала, когда скрылась от проректора на просторах родной кафедры.

Драгар немедленно вызвался показать мне лекционную. После обеда и баек о сексуальных и боевых подвигах скандры буквально фонтанировали энергией. Я грешным делом побаивалась, что они взлетят как ракеты или взорвутся как петарды.

Несчастная нервная система истошно делилась тем, насколько не готова к такому сопровождению. Пусть бы даже лекционная располагалась где-то в лабиринте Минотавра.

Слава богу, зрительная память меня еще никогда не подводила, а вчерашняя экскурсия оказалась более чем подробной.

Я с облегчением отправила Драгара восвояси, а чтобы он не маялся без дела и попутно не натворил делов, надавала заданий.

Проследить за наказанием «шотландцев», напомнить преподавателям об отчетах, разузнать, как оформляется аспирант.

Драгар взял под козырек и мухой помчался исполнять.

А я, вдохнув побольше воздуха, отправилась на свою первую лекцию в «Академии войны и мира».

Впервые войти в лекционную в новом Вузе все равно, что впервые войти в клетку с тиграми. В случае «Академии Войны и Мира» — с саблезубыми тиграми размером со слона.

На ватных ногах, едва переводя дыхание, я остановилась возле аудитории и прислушалась к таким безумно знакомым звукам студенческой жизни.

Шум и гам за бронзовой дверью уступали разве что только грохоту ночной дискотеки.

Взжжж… бум… бах… гррр… ззззз…

Двигались, мерзко проскальзывая по камням пола стулья, скрежетали, трещали парты, студенты перекрикивали друг друга на разные голоса. А кто не мог перекричать перекрывал галдеж зубодробительным фальцетом.

Там, что, одни мальчики?

Словно отвечая на мой немой вопрос, рядом притормозила женщина средних лет в юбке до пола и белоснежной рубашке из блестящей, но очень тонкой синтетики. Я видела ее на своей кафедре, но, хоть убейте, не помнила ни имени, ни фамилии. Хотя сотрудница предусмотрительно представилась сразу после приветствия.