Чтобы не метаться от нечего делать тигром в клетке, Сергей методично и подробно осмотрел весь дом. Ничего интересного. Пустышка. Сарай.

В рекламном объявлении эту халупу наверняка назвали бы загородным домом, виллой или хотя бы коттеджем на одну семью. Но на самом деле это была обычная до зевоты старенькая дачка. Из тех, что во второй половине прошлого века строили себе более-менее успешные – по тем временам – люди. Многие из тех домишек – особенно те, что подальше от «города», – так и дожили до наших дней не то что без переделки, а зачастую даже без минимального ремонта.

И похожи все друг на друга как близнецы. Потемневший от времени бревенчатый сруб, между комнатами – хлипкие фанерные перегородки, оклеенные давно поблекшими бумажными обоями в крупных цветах, по стенам – витые шнуры древней проводки, пол из широких, просвечивающих через облупленную краску досок, скрипит и гуляет под ногами. В маленьких, почти квадратных двустворчатых окнах – непременно один-два уголка отбиты, а сами стекла немыты с доисторических времен. Ко всему этому дряхлому великолепию обычно прилагается еще холодная веранда с дребезжащими стеклами в мелких переплетах пересохших рам, выходящая на типовое крылечко о трех подгнивших ступеньках, накрытое дохлым, ни от какого дождя не защищающим козырьком на двух вихлястых столбиках – сверху либо жесть, либо драный рубероид с «лохматыми» от старости краями. Не дача, а машина времени. Добро пожаловать в СССР!

Парголовский «Танин» дом, как и большинство таких вот дач, отапливался здоровенной печью, обосновавшейся в самой середине дома – чтобы одновременно обогревать все комнаты, – и, похоже, давным-давно забывшей, что такое дрова. Большинство подобных дач на зиму «консервируются», оживая лишь весной, когда старшее поколение начинает воодушевленно «огородничать». А уж летом непременно везут детишек – чтоб «подышали воздухом» и полакомились «витаминами прямо с грядки».

Но у владельцев этого дома, судя по всему, не было ни маленьких детей, ни пожилых родственников. Участок буйно зарос бурьяном, крапивой да беспрепятственно наползающей от соседей одичавшей малиной. Ни следа огородных или цветочных грядок, только полдюжины старых яблонь да пара кривых узловатых вишен. В общем, дача, похоже, пустовала не только зимой, но и летом. Причем далеко не один год. Обычно в таких «фазендах» сохраняются хоть какие-то следы человеческого пребывания: дырявая детская ванночка, сломанная коляска, драный выцветший мячик, размокший обмылок, забытый на рукомойнике. Да хотя бы стопка желтых, пропахших пылью древних журналов или газет, что хранят на растопку.

Здесь же не было ничего. Ни в доме, ни на участке. Как будто здесь никогда и не жили. Или выгребли все подчистую. Включая пыль. В доме было на удивление чисто. Обшарпанная, но аккуратно протертая мебель, в кухонном шкафчике – недорогой, но неожиданно современный набор посуды, в комоде – несколько комплектов постельного белья, тоже сегодняшнего, да пустые вешалки. Ни телевизора – пусть даже самого древнего и завалящего, ни книг, ни журналов, ни газет у печки.

Поспать, как советовала Таня, тоже не вышло. Стоило закрыть глаза, и там, под сомкнутыми веками, вновь и вновь неторопливо, вальяжно, как в замедленной съемке, сыпались из разбитой вазы ветки сирени. Они цеплялись друг за друга и как будто царапали изнутри и так уже достаточно измученный мозг. Где же он, черт побери, ошибся? Чего не заметил, не учел? Откуда, леший их раздери, все эти проклятые неожиданности?!

Пытаясь занять себя хоть чем-нибудь, Сергей вскипятил электрический чайник – тоже, как и посуда, вполне современный, – выпил две чашки чаю, перемыл, чтоб не пропадать горячей воде, оставшуюся от завтрака посуду. И как-то совсем затосковал.

Может, пойти прогуляться? В конце концов, Таня ничего не говорила о том, что ему нельзя выходить на улицу, а нужно сидеть как привязанному в четырех стенах. Да и, собственно, при чем тут Таня? Он вообще-то давно уже большой мальчик, привык сам строить свою жизнь, быть хозяином своей судьбы, воплощать собственные планы, а не бездумно подчиняться чужой, пусть триста раз доброжелательной воле. Разве он несмышленыш, чтобы действовать по чужой указке? Таня – девушка ну, перепугалась от всего происходящего, поэтому и паникует.

Хотя это, конечно, никакое не объяснение, а невероятная, запредельная, пусть даже и успокоительная чушь! Таня и девичьи страхи – вещи совершенно очевидно несовместные.

Так что нужно посмотреть правде в глаза (интересно, мелькнула дурацкая мысль, какого цвета глаза у правды?) и признать: в его жизни действительно случился какой-то непонятный сбой. Все покатилось под откос, пошло не так, вкривь и вкось, вверх ногами, задом наперед, черт-те как… Что там еще в богатом на синонимы словарном запасе русского языка припасено на такой счет?

Сергей раздраженно бродил по заросшему участку, сердито сшибая подворачивающиеся под ноги головки неистребимо многочисленных одуванчиков. Сидеть и ждать, пока и твою голову сшибут так же, как пустой одуванчик? Ну да, пару раз уже пытались, третья попытка вполне может оказаться и удачной. Удачной – для них. Ох, понять бы еще, кто такие эти «они».

И если таинственные «они» действительно нацелились именно на его, Сергея, голову, то найдут его и здесь. Ну и какой тогда смысл – бродить, как подслеповатая курица, по пыльной траве, щурить глаза на высокое июньское солнце – прихватить темные очки он второпях тоже не догадался, – и бояться высунуть нос за ворота?

Почему бы в самом-то деле не пойти прогуляться, поглядеть на это пресловутое Финское, не то Чухонское, озеро, да хотя бы пройтись по этой, как ее там, Пляжевой улице? Местечко, насколько он вчера успел заметить, довольно живописное, погода – как с курортной открытки, самое оно для прогулки. И время, глядишь, пролетит быстрее.

Ключей от дома нет? Да и ладно, красть тут все равно нечего. Калитка, притаившаяся рядом с дощатыми воротами, как это обычно и бывает на подобных дачках, запирается на простую щеколду, которую легко открыть с улицы, просунув руку в узкую щель возле опорного столбика.

Распахнув калитку, Сергей шагнул в тихий переулок. Ни человека, ни собаки, только воробьи купаются в теплой придорожной пыли да гомонят в громадном кусте шиповника.

Неторопливо бредя в том же направлении, откуда они вчера приехали, Сергей с интересом глядел по сторонам. Здесь и вправду было славно. К узким дорожкам вплотную подступали стены деревьев, над горячим пыльным асфальтом слоями плыли тяжелые цветочные ароматы и легкий озерный ветерок. Тишь да гладь! Даже не верится, что этот райский уголок расположился буквально в двух шагах от гигантского Питера. От его воняющих бензином и выхлопными газами магистралей, дымящих заводов, лязгающих, грохочущих вокзалов и бесчисленных шумных толп, в которых горожане и туристы различаются лишь скоростью передвижения.

Впереди между домами и деревьями засинело, засверкало, заискрилось серебряными бликами озеро. Оно разлеглось приблизительно по направлению движения, вот только прохода к нему, как назло, нигде не было видно. Вокруг высились заборы, виляли тупики, толпились старые дома, новые дома, недоделанные новостройки…