– Ветер усиливается, надвигается шторм, – теребя бородку, буркнул Дориа вошедшему де Мендосе.

– Это не остановит нашего короля, он полон решимости взять Алжир!

«Посмотрим, посмотрим», – подумал генуэзец, прикрыв ладонью ехидную ухмылку.

И после полудня 24 октября, началось…

Казалось, земля и небо поменялись местами, сильный ветер с востока, сменился налетевшим с севера ураганом, море заклокотало и забурлило, поднимая корабли, ломая и переворачивая их, срывая с якорей. Один за одним налетавшие валы, сметали наспех установленные хлипкие причалы, били и уносили в море приткнувшиеся к берегу лодки. Дождь, став просто ледяным, усилился до водопада низвергающегося с небес, мигом заливая траншеи. Потоки воды смывали пушечные помосты, уничтожали все другие осадные сооружения, сносили, сбрасывали вниз, расположившихся в горах солдат. Лавина, всё крушащий поток воды, грязи, камней и деревьев, обрушился на лагерь, похоронив многих. А с дождём, летел поднятый ветром песок из близкой пустыни Сахары, больно секущий лицо и руки, а если попал в глаз, то считай, глаза у тебя не стало. Ветер срывал палатки, кружил и носил в вихрях какие-то предметы.

Несмотря на усилия сотен слуг, шквальный ветер сорвал и роскошный шатёр короля, и испуганная, мокрая, замёрзшая и голодная свита, жалась вокруг монарха, пытаясь хоть как-то уберечь его от секущего ливня, носящегося песка, ветра и холода. А Карл, глядя как вокруг него, погибают сотни людей, обхватив руками свой массивный подбородок, плакал. Плакал, стараясь как можно беззвучнее, чтобы никто этого не заметил.

Паника поднялась в лагере. Кто-то тащил пушки к морю ища лодки, а навстречу им тащили мешки с насквозь промокшим порохом, разыскивая пушки. Ржали, рвя удила сбившиеся в кучу кони. Плакали женщины, потерявшие в разбушевавшейся стихии детей, носились офицеры и солдаты, отбившиеся от своих отрядов. Появились и первые дезертиры и мародёры, которые воспользовавшись общей сумятицей, добрались до бочек с вином и людского добра.

Буря не утихла, когда на рассвете 25 октября, их атаковали вышедшие из города войска Хасан-паши, а с тыла, напала многотысячная кавалерия подвластных ему берберов.

– Неужели этот пёс Хасан, знал о приближающемся урагане, и специально не атаковал нас, выжидая? – воскликнул Альваро де Санде, в кругу офицеров своих терций.

Укреплённого лагеря и объединённого войска, как такового уже не было. Все укрепления размыло водой и снесло ветром, а соседние отряды, или те, кто за эту ночь, смог сберечь подобие отрядов, не было видно за пеленой дождя и песчаных вихрей.

На складах и в подвалах Алжира, порох не пострадал от дождя, и османы, залпами из пушек и аркебуз, накрыли итальянское войско Козимо Колонны.

Ничего нельзя было разглядеть, только сквозь шум дождя и завывания ветра, доносились едва слышные выстрелы. Альваро метался, не зная, что предпринять, понимая, что посылать разведчиков, связных и гонцов в такую круговерть, бесполезно.

Потеряв более 300 человек убитыми, итальянцы Козимо Колонны, бежали. Бежали, подставляя под яростные удары ятаганов, свои беззащитные спины.

Выправили положение и закрыли брешь, 400 рыцарей ордена Святого Иоанна, под командованием опытного и отважного Николаса Дюрана де Вильганьона. А подошедшие германцы герцога Альбы, может быть и привыкшие к такой погоде, откинули османов, и приблизились почти до городских ворот.

– Завтра город будет наш! – кричал, гордый одержанной победой, командующий германцами герцог Альба Фернандо Альварес де Толедо-и-Пиментель.

Верблюжья кавалерия берберов атаковала терции Альваро де Санде на марше, когда они, через грязь по колено и глубокие лужи, шли к стенам Алжира. Но это было дело привычное, и их быстро отбили.

– П-а-а-а-шли! – сказал своё извечное Альваро, пытаясь рассмотреть, как выполняет приказ и идёт Исеаская терция.

Кто-то тронул его за плечо. О, да это же бывший мочилеро, а ныне молодой солдат Педро Игнаций Суарес.

– Сержант Гарсиа погиб, – сказал он тихо, и Альваро замер, остановив и шаг терций.

Гарсиа лежал, утопая в грязи, с тремя дротиками в животе и груди. Дождь хлестал по его лицу, заливая мёртвенные глазницы. «Как же так, старина…как же так… Предчувствия не обманули тебя, и Африка стала твоей могилой». Порывшись в кошеле, Альваро нашёл две монеты, и положил их, закрывая глаза друга. Больше, он ничего не мог сделать для него.

Он уже собирался подняться с колен, когда увидел рядом лежащее тело. Такие знакомые, седые волосы на затылке, как всегда спадающие сзади на воротник… Он перевернул тело… Да, он не ошибся, капитан Фредерико Кабес, с начисто снесённым ударом лицом.

Даже опытные моряки, всю жизнь, с младых лет проведшие в море, никогда не видали такого урагана, и к вечеру 25 октября, потонуло около 150 кораблей с припасами и снаряжением для долгой войны. Погибло и 70 боевых кораблей. Многие войска так и не выгрузились, их поглотило море. Весь берег был завален обломками и трупами утонувших. Осознавая бесполезность дальнейших действий, Карл приказал отходить к мысу Матиф и там грузиться на корабли и уходить.

К нему пытался пробиться Эрнан Кортес.

– Ваше Величество! Ваше Величество! Позвольте мне возглавить армию, и завтра, я подарю вам Алжир!

Но знаменитого конкистадора не допустили к королю, не пригласили его и на военный совет в ночь на 26 октября.

Получив приказ, ругался герцог Альба Фернандо Альварес де Толедо-и-Пиментель, уже стоявший у самых стен Алжира, и у которого отнимали победу.

Не хотел уходить и Альваро де Санде, оставляя здесь могилы сержанта Гарсии и капитана Фредерико Кабеса, и так и не отомстив османам за их смерти, так и не взяв Алжир.

Когда терции Альваро подошли к мысу Матиф, там творилось невообразимое! На море бушевал ураган, а люди, да и не люди уже, а существа потерявшие образ людей, в инстинкте самосохранения пытались пробиться к немногочисленным лодкам, толкая более слабых, отпихивая носилки с раненными, женщин и детей, затаптывая упавших.

Даже сам Эрнан Кортес, потерял в этой давке пояс, с зашитыми в них изумрудами на 100 тысяч дукатов.

И что уж тут говорить, про простых людей.

Хасан-паша не отставал от них, терзая атаками то с одной, то с другой стороны. Кавалерия берберов быстрыми наскоками влетала в лагерь, убивала, хватала пленных, и всё ценное, что попадётся под руку.

Чтобы освободить в лодках место для людей, кавалеристам приказали бросить на берегу своих лошадей. И плача, они покидали Алжир, глядя, как носятся по песчаной отмели их боевые друзья, как они кидаются в море, намереваясь плыть за хозяевами, и жалобно заржав, подняв к хмурым небесам свои головы, тонут.

Удивительно, но в этой сумятице, Ферранте Гонзага отыскал терции Альваро де Санде. Может быть потому, что они не поддались общей панике, и отходили плотным, монолитным строем.

– Сеньор Альваро! Сеньор Альваро! Надо навести порядок в войсках, иначе турки, сбросят нас в море!