– Весьма похвально, – сказал Павел. Потом подумал, что его слова выглядят несколько иронично-издевательски и замолчал…

– Он был прекрасным человеком. – Вот сейчас она заплакала по-настоящему. Навзрыд…

– Что вы можете сказать о его родных?

– Они умерли… Филипп ничего мне не рассказывал. Наверное, это была для него тяжелая травма.

«Возможно, он просто не хотел с тобой ничем делиться», – подумал про себя Павел…

– Ясно, что-то еще можете добавить?

– Могу! Он в последнее время боялся звонков… из Италии.

– Из Италии? – удивился Павел. – Как вы это поняли?

– Зазвонил телефон. Он кинулся к нему, увидел номер и побледнел. Я спросила, что такое? Он ответил: ничего. Но я потом посмотрела на первые цифры номера, мы стояли рядом. Это была Италия.

* * *

В квартире, где жила Шифман, все было перевернуто вверх дном.

– Видите, – сказала Шалинская, – что здесь творится. Кое-что мне удалось убрать…

– Зря… – прервал ее Павел. – Надо было оставить все в неприкосновенности.

– Не подумала в тот момент… – Она посмотрела на Павла и спросила: – Как вы думаете, она жива?

– Будем надеяться.

Сегодня ее лицо было особенно бледным. Колечко в носу отливало тускло-желтым светом. Тени под глазами дедали ее похожей на нахохлившуюся черную птицу. Это сходство усиливала черная одежда – размахайка и брюки.

Подписав бумаги, она ушла, а Рудягин, оставшись один, осмотрелся…

Что здесь искали? Кому понадобилось все переворачивать в квартире? И кто это сделал?

Нашли искомое или нет? И как это узнать? Ну неспроста же учинили такой разгром? Что-то, по словам Шалинской, удалось убрать, что-то осталось… Зря она, конечно, прибиралась. Отпечатки пальцев стерлись, и теперь нельзя установить, кто здесь был. Хотя, вероятно, что-то еще можно найти.

Надев перчатки, Павел стал внимательно смотреть в комнате… Картины, картины… Выдвинув ящики стола, увидел записные книжки. Пролистал – в основном записи прихода-расхода. Какие-то беглые заметки…

Все осмотрев, он позвонил Светлане Демченко.

– Привет! Как дела?

– Ничего нет.

– Совсем ничего?

– Все осмотрел.

– Сейчас я подъеду…

– Жду…

Светлана приехала быстро. Поздоровавшись с коллегой, она прошла в комнату.

– Ничего никогда не бывает, – назидательно сказала она. – Попробуем что-нибудь найти.

– Я, похоже, – пас. Осмотрел все.

– Понятно. Здесь нужен опыт. Как у собаки-ищейки. С той только разницей, что у нее нюх природный, естественный, а у нас – приобретенный. И мы его должны выработать… Он почти как интуиция. Ходишь и всматриваешься в предметы.

– Внюхиваешься, – попробовал было пошутить Павел.

– Внюхиваешься – серьезно сказала Светлана. – И это без шуток.

Через несколько минут Светлана уже обходила квартиру. Метаморфозы были налицо: она подтянулась, выражение лица сделалось сосредоточенно-серьезным. Упомянутое сходство с собакой-ищейкой стало явным. Павел хотел было продолжить разговор, но не осмелился. Светлана словно пребывала в своем мире… ни на что и ни на кого не обращая внимания. Она внимательно скользила взглядом по полкам и стенам, осмотрела диван, постучала по обивке, потом так же внимательно обошла кухню, выдвигая каждый ящик и заглядывая в банки.

Затем она села на табурет и закрыла глаза. Только Павел хотел спросить: все, значит, я был прав, и здесь ничего нет, как Светлана поднялась с табуретки. Как сомнамбула она снова проследовала в комнату и начала все осматривать повторно. Наконец, издав странный возглас: нечто среднее между криком дикаря и ироничным хмыканьем, она с сияющим лицом обратилась к Павлу.

– Вот. Смотри… – Светлана поднялась с табуретки и указала на ящик сбоку.

– Не понял. – Павел подошел поближе…

– Смотри внимательней… тут щель, разглядеть ее нелегко. Но могу уверенно утверждать, что здесь что-то есть. Это мне сообщает нюх ищейки, тот самый, о котором я тебе говорила…

– Осталось только проверить…

– Сейчас мы это и сделаем.

Из сумки Светлана достала набор инструментов, и через несколько минут перед Павлом возникла картина небольшого размера – примерно 20х30 сантиметров, пейзаж.

– Обычная картина, – сказал он.

– Если бы была обычной, ее бы здесь не прятали, – назидательно сказала Светлана. – Раз она в тайнике, значит, есть причина держать ее здесь. Иногда бывает в картинах делают тайники для наркотиков. – Она осмотрела полотно внимательно.

– Нет, похоже, это всего лишь картина.

– Но она была спрятана, а мы ее все-таки нашли. Я же говорила…

– Я тебе не верил. Прости…

Коллега скользнула по Павлу взглядом:

– Это нормально… Все приходит с опытом. Я тоже поначалу была зеленой и неумелой. Потом все изменилось. Так что не ругай себя слишком сильно, ты не виноват.

– Но ты даешь! – восхитился Павел. – Я тебе просто аплодирую.

– Рано! Надо узнать, почему эта картина представляла такую ценность.

– Подпись есть?

Светлана внимательно вгляделась в картину. Поднесла ее ближе к свету.

– Похоже, что – нет. Она без подписи.

– Так бывает?

– Как видишь!

– И что нам делать?

– Надо подумать. С ходу не решишь…

– Может быть, зайдем и посидим в кафе.

Коллега качнула головой.

– Не могу. В другой раз. Сейчас слишком много дел, каждая минута на счету.

Светлана позвонила на следующий день. Павел как раз вышел из кабинета начальника Вась Васича, которому доложил о проделанной работе. По лицу шефа нельзя было понять, доволен он или нет. Вась Васич хранил невозмутимость, и это Павла немного раздражало: хотелось эмоций, но их не было.

Потом начальник отпустил его, и тут позвонила Светлана.

Она находилась в шумном месте, и ей приходилось чуть ли не кричать, чтобы он мог услышать ее.

– Я поняла, что тебе нужно сделать.

– Что?

– Нужно с этой картиной пойти на экспертизу. К искусствоведу.

– Да?

– У меня может кончиться зарядка! – кричала Светлана. – Так что записывай.

– Ты можешь позвонить, когда я дойду до кабинета.

– Нет, – отрубила Светлана. – Либо запоминай, либо найди блокнот с карандашом – срочно.

– Минуту. Ладно. Давай диктуй…