Звездные миры над ними вращались медленно и плавно, любуясь своим отражением в океане.

Безоружный и почти нагой, он стоял на каменном полу галереи, нависавшей над Двором Щенков. Снизу доносились рев, рычание и вопли боли: молодняк, вооружившись тяжелыми палками, сражался стенка на стенку. Будущим воителям клана Кшу было по восемь-девять лет, и в своем драчливом усердии они походили на стаю диких куршутов. Сюда, в крепость владыки, могли попасть только наследники тэд’шо, нобилей из правящего рода, но не все они доживут до тех времен, когда высокий харши’ххе одарит их оружием. Треть забьют до смерти, треть изувечат и уничтожат за ненадобностью, и только оставшимся, самым свирепым и упорным, будет вручен клинок. Он, Шихерен’баух, некогда удостоился этой чести... Но сейчас нет на нем воинской формы, нет перевязи из широких кожаных ремней, и клинка тоже нет. Его клинок – в руке владыки. Сидит харши’ххе в кресле из каменного дерева, посматривает то на Шихерен’бауха, то вниз, на дерущихся щенков, и во власти его жизнь и смерть всех тэдов клана Кшу от мала до велика.

Подбросив клинок на ладони, высокий харши’ххе изволил наконец прервать молчание:

– Я размышляю, Шихерен’баух, размышляю над тем, опозорил ли ты меня или позабавил. В первом случае тебя вскроют, а во втором... рррхх, я еще не решил, что будет во втором. Сейчас скажи мне: эти шуча, с которыми ты нализался кхашаша, они ведь не самые крупные из шестерых, так? Мне донесли, что один молод, а другой стар, и весят они не больше, чем эти щенки. – Владыка покосился в сторону двора. – Это верно?

– Верно, – подтвердил Шихерен’баух, тоскуя. Он уже ощущал, как ему вскрывают живот – крест-накрест, как велит обычай. Кишки валятся на пол, их топчут тяжелыми башмаками, а он должен реветь от счастья и колотить кулаком о кулак. Так положено, когда казнят тэд’шо, не сумевшего исполнить долг перед владыкой. Умирать положено в радости.

– Шуча – твари мелкие, но коварные, – молвил харши’ххе. – Может, они тебе подливали, а сами не пили?

– Не было такого, – сказал Шихерен’баух. – Видят Владыки Пустоты, пили наравне! Но кхашаш у них крепкий. Наверное, шуча к нему привычны.

– И ты свалился?

– Да, высокий харши’ххе.

– А шуча?

– Сам не видел, но мои воины говорят, что они встали и пошли.

– Не качаясь?

– Нет. Шагали твердо.

Харши’ххе склонил голову с рогами в платиновых колпаках и задумался. Потом спросил:

– Этот их кхашаш воистину так силен и крепок?

– Воистину. Глотку прожигает точно лазером, и в животе тепло. А старый шуча пил его, как воду. Молодой будто бы вздрагивал, но не очень заметно.

– Как старого зовут?

– Пехо’вичи, – сообщил Шихерен’баух. – Катори Сезун’пага дал мне запись, в ней перечислены их имена и возраст, занятия и ранг. Этот Пехо’вичи – на исходе дней, если считать в наших годах. Но не скажешь, что он совсем хохо’гро. Резвый!

– Ррр... Интересно! Стоит на него взглянуть... – произнес высокий харши’ххе. – Во время войны Ппуш не брали пленных, вскрывали всех, не заботясь о получении информации. А жаль! О врагах следует знать больше, чем их вес, рост и шерсть на головах. Эти Ппуш действовали примитивно и ничего не узнали даже о важном, о болезнях шуча, о восприимчивости к ядам и их метаболизме... Впрочем, это легко проверить, предложив им нашу пищу. Прикажу катори, пусть займется...

Эти мудрые мысли харши’ххе не предназначались для Шихерен’бауха, но он слушал владыку с почтением, а также с надеждой, что миг его смерти еще не пришел. Хотя не исключалось, что его вскроют прямо здесь, в назидание щенкам, чтобы внушить им должный трепет перед владыкой. Он заметил, как в дальнем конце галереи столпились самки – из тех, что готовят пищу и метут полы. Должно быть, эти шуш’хакель желали взглянуть, какого цвета кишки у Шихерен’бауха. Он послал им безмолвное проклятие.

– Я справедлив, – сказал харши’ххе, поигрывая клинком. – Я понимаю, как трудно день за днем встречаться с шуча, смотреть им в глаза, говорить с ними и не свернуть им шеи... Да, это нелегко! Это требует выдержки, и я хвалю твое усердие, Шихерен’баух. Пожалуй, мне не найти другого тэд’шо, способного на такое! Все это так, однако... – Властитель сделал паузу, затем произнес: – Доносят, что ты перечислил перед ними своих предков. Это так?

– Да, высокий харши’ххе. Кхашаш ударил в голову...

– И старый шуча тебе ответил? Назвал хотя бы одного из своих пращуров?

– Я не помню, но воины сказали, что назвал.

– Значит, Ритуал состоялся. – Внезапно харши’ххе швырнул клинок на каменный пол, ударил кулаком о кулак и утробно заухал: – Состоялся! Ритуал! Между благородным хаптором и шуча! Между куршутом и хашшара! И звезды не попадали с небес от смеха!

Шихерен’баух осмелился возразить:

– Не такой уж он хашшара, этот Пехо’вичи. Пьет крепко.

Владыка откинулся в кресле:

– Все-таки ты меня развеселил, Шихерен’баух, ты и этот старый шуча. Считай, что ты обязан ему жизнью! Я не хочу лишиться такой редкости – тэд’шо, свершившего Ритуал с ашинге! Рррхх... Редкость, да... Такое нигде не сыщешь... Теперь ты не можешь его убить, этого Пехо’вичи... Не можешь даже по моему велению.

– Не могу, высокий харши’ххе, – согласился Шихерен’баух, вздохнул облегченно и подобрал с пола свой клинок.

В технологическом отношении цивилизация хапторов обладает сходством с земной (орбитальные базы, терраформирование планет, транспортные средства, энергетика). В настоящее время они имеют более двухсот планетарных колоний, ряд которых густо населен. Весь этот мир управляется Советом высших тэдов метрополии, в котором представлены четыре Первые династии: Кшу, Хочара, Хшак и Ппуш. У каждой имеются глава (носитель титула владыки), подчиненные ведомства и вооруженные силы. Разделение функций: Кшу – связь с колониями и возглавляющими их владыками Новых кланов; Хочара – промышленность и торговля; Хшак – контакты и товарообмен с сервами лоона эо; Ппуш – вооруженные силы в масштабах всей звездной империи хапторов.

Н. Федоров. «Социальная структура общества хапторов», статья в «Галактических анналах»

Лазерный сканер, установленный Эриком в холле первого этажа, мелодично звякнул, сообщая, что считывание завершено. Тонкий световой щуп, скользивший по стене с изображени-

ем рыболовов, угас, но в воздухе тут же заплясали многоцветные лучи, ткавшие десятикратно увеличенный фрагмент картины. Область, выбранная для подробного исследования, захватывала часть центральной фигуры – великана, что рубил топором местную каракатицу. Здесь, на стыке между хаптором и его жертвой, Эрик рассчитывал найти некий след, отзвук оригинальной мысли и живописного творчества.