Из подземного тоннеля донеслось слабое пощелкивание. Первым на площадку перед зданием выбрался робот-паучок, тащивший в гибких лапках вместительный фризер-контейнер и посуду, затем – еще один, с раскладным столиком и тремя табуретами. Вслед за роботами шел Петрович, одетый по-летнему, в майке, шортах, сандалиях на босу ногу и белоснежной панаме. В кильватере, шумно нюхая воздух, мотая головой и клацая когтями, трусил огромный мастиф.

– Псина гулять запросилась. Пусть побегает, – пояснил инженер. – Помоги-ка мне, дружок.

Они развернули стол, расставили табуреты и посуду – тарелки и три больших стакана. Абалаков буркнул роботам: «Свободны!» – затем раскрыл контейнер, вытащил хрустальную литровую флягу, миску с солеными огурцами и несколько колечек колбасы. Одно предложил Цезарю. Заглотив угощение, пес двинулся в обход площадки, поднял заднюю лапу у катера, затем у ворот и фургона стражи.

– Делом занят, территорию метит, – одобрительно молвил Петрович, усаживаясь и раскупоривая флягу. – А мы культурно отдохнем. У нас сегодня выходной.

Он плеснул в стаканы. Щедро плеснул, на четыре пальца.

– Это что такое? – спросил Эрик, с подозрением глядя на прозрачную жидкость.

– Это, друг мой, водка. «Аннигиляция», питерского производства. Душевный напиток!

Эрик почесал в затылке:

– А не захмелеем?

– Захмелеть никак невозможно. – Петрович с сожалением покачал головой. – Имплант у нас, модель «Удав-П». Способствует переработке чужеродных белков, жиров и углеводов. Также предохраняет от всякой ядовитой органики и обильных возлияний. Ты с инструкцией ознакомился?

– Ну-у... – в смущении произнес Эрик, – пробежал раз-другой... Без подробностей.

– Подробности как раз самое важное. – Абалаков ткнул справа под ребра, где, поближе к желудку и печени, находился имплант. – «Удав-П», в частности, защищает от алкогольного отравления. На Флоте известен как «похмелин».

– А с чего нам травиться?

– С того, что инопланетные пристрастия могут быть разнообразны, затейливы и весьма опасны. Погляди-ка на него, – Петрович кивнул в сторону фургона, из которого вылез Шихерен’баух. – Видишь, стоит, принюхивается... Хапторы, они такие... спиртное чуют за версту... Тебе об этом в Академии говорили? На лекциях по ксенологии?

Эрик пожал плечами:

– Не припоминаю.

Закончив осмотр площадки, Цезарь бросил взгляд на Шихерен’бауха, но, похоже, сообразил, что перед ним разумная тварь, которую нельзя рвать на куски без разрешения хозяев. Задрав в последний раз лапу, пес улегся в тени катера.

– Я всегда считал, что в академическом образовании имеются большие пробелы. Поистине, теория без практики ничто! – заметил Абалаков, наливая в третий стакан. – Так, займемся практикой! Зови капитана к нашему столу.

Поднявшись, Эрик приложил ладонь к подбородку, вдохнул поглубже и захрипел:

– Приветствую пха Шихерен’бауха. Побед тебе и благоволения владыки! Подойди, чтобы приобщиться к нашей радости! Втроем веселее, чем вдвоем. Подойди и сядь.

Хаптор приблизился, ощупал табурет огромной лапищей, отшвырнул его и уселся прямо на землю. Но и в этой позиции крышка стола пришлась ему не выше колена. Шихерен’баух хлопнул по ней когтистой ладонью и недовольно рявкнул.

– Что он говорит? – осведомился Петрович.

– Что мебель у нас плохая, – перевел Эрик. – Тэды предпочитают деревянные сиденья.

– Неважно, на чем сидишь, важно, что пьешь, – сообщил Абалаков, поднимая стакан. – Ну, за процветание!

Эрику показалось, что он проглотил жидкий огонь: горло обожгло, в желудке вспыхнул и тут же погас костер. Имплант действовал мгновенно, каким-то хитрым способом меняя молекулярную структуру вредных веществ. Обрывки инструкции замелькали у Эрика в голове: квантовый резонанс... расщепление спиртов... разрушение водородных связей... Очнувшись, он уставился на Шихерен’бауха.

Широко раздувая ноздри, тот понюхал горячительное, дождался, пока выпьют люди, и опрокинул содержимое стакана в широко раскрытую пасть. Чуть не поперхнулся, но в следующий миг уже ревел: «Кхашаш!» – и стучал кулаком о кулак. Ментальная волна накатила на Эрика, но в ней не ощущалось привычной неприязни, исходившей от хапторов, только восторг и животная радость.

На шум из фургона выскочили двое, один с метателем, другой с обнаженным клинком. Шихерен’баух махнул им лапой, буркнул: «Назад, ххешуш!» Стражи исчезли.

– Доволен? – поинтересовался Абалаков.

– Очень! Говорит, хороший кхашаш.

– Это что такое?

– Так у них алкоголь называется.

Петрович лихо сдвинул панаму на затылок и кивнул:

– Алкоголем и надо крепить контакты с гуманоидами. Ну, как говорят на Флоте, между первой и второй пуля не должна просвистеть! – Он не спеша разлил содержимое початой фляги по стаканам. – Переведи, голубь мой: за процветание!

– Опять? – усомнился Эрик. – Может, за дружбу?

Инженер хмыкнул:

– Дружбы промеж нами еще нет, рано за это пить. А за процветание – тост вполне нейтральный. Переводи!

– За процветание! – каркнул Эрик и на всякий случай добавил: – Пусть хорошее пойло не кончается никогда!

Они выпили, и Абалаков вытащил из контейнера еще две фляги. Скрутил с одной пробку, наполнил стаканы доверху и произнес:

– В капитане нашем центнера полтора будет. Как думаешь, хватит для него пары фляг? «Аннигиляция», знаешь ли, штука крепкая, шестьдесят четыре градуса... В Питере ее гонят из какого-то марсианского репейника. Слышал я, что эту травку в двадцать первом веке привезли для озеленения Гренландии, и она так хорошо прижилась, что льды потеснила. Однако птички и зверюшки наши кушать ее не захотели, и возникла проблема – угодья-то есть, а как их в хозяйстве использовать? Вот один умелец из Питера решил квас из травки варить, но кваса у него не получилось, а вышло вот это. – Петрович щелкнул ногтем по фляге. – До сих пор делают, а имя того умельца увековечено в названии – водка «Сидор».

– Почему «Сидор»? – удивился Эрик, присмотревшись к наклейке. – Здесь написано «Аннигиляция»!

– Это экспортное исполнение, специально для инопланетных контактов, – объяснил инженер. – Так сказать, намек. Чтобы не забывали про наш аннигилятор. Переведи!

Эрик перевел, но Шихерен’баух, против ожидания, не обиделся, а зареготал, застучал кулаком о кулак. Затем произнес:

– Крепкий кхашаш! Такого Владыки Пустоты не пили! Однако удивляюсь я... – Хаптор сделал паузу, оглядел Абалакова, потом Эрика и рявкнул: – Удивляюсь! Вы, шуча, против меня – хохо’гро! А пьете вровень!

– Что он говорит? – полюбопытствовал Петрович.

– Что мы против него хохо’гро, полное дерьмо то есть, – сказал Эрик. – Удивляется, что пьем не меньше.