Всё это время я постоянно теребила британского консула по поводу возможности появления в Ростове немцев. Услышав же, что их армия уже недалеко от города, я решила уезжать. Консул намеревался собрать всех английских подданных до кучи и организовать для них особый поезд, но не учёл факта полного бардака на железной дороге. Тогда он стал надеяться на то, что иностранцы из других городов юга России будут проезжать через Ростов, и он мне о том пообещал дать знать.

Я навещала Сабаровых ежедневно, стараясь не входить в дом, где они укрывались, в тот момент, когда кто-то проходил по улице, ибо многие люди знали, что я их «Anglichanka», и они боялись быть обнаруженными. К началу апреля они приободрились, ибо казаки в Новочеркасске вооружались против большевиков, а германцы определенно находились под Таганрогом.

«Ты только подумай, – говорила мне Наташа, – эти свиньи и гуси лапчатые, анархисты, заняли нашу ложу в театре. Вот придут германцы и наведут здесь порядок». «Когда появятся германцы, мне придется бежать отсюда», – ответила я. «Бедный, маленький паучок, зачем тебе бежать? Эта поездка тебя убьёт. Всё придёт в норму, когда наступит германский порядок».

Я в том не сомневалась, но c германцами встречаться не хотела. Они могли арестовать меня, т. к. Англия находились с ними в состоянии войны. «Думаю, я должна ехать, Наташа. Приезжайте ко мне в Англию».

Во время прощания она сильно плакала и подарила мне на память красивый браслет кавказской работы. Её мать пожала мне руку и сказала: «Вы покидаете нас без сожалений? Я думаю да. О, эта английская холодность!».

Но до холодной Англии было ещё далеко, когда я начала собираться в дорогу. На все сборы у меня ушло два дня. Надо было запастись едой на три недели пути, а полки окрестных магазинов пустовали. Торговцы, боясь анархистских грабежей, попрятали товар, оставив в продаже лишь скоропортящиеся продукты.

Я познакомилась с одной английской женщиной, которая, как и я, покидала Россию. Мы звали ее Мамаша за ее заботливый харакер и необычное чувство юмора. Мы провели вместе много времени в ожидании поезда.

Мы избегали появляться на Садовой улице так как боялись, что продукты будут «экпроприированы» анархистами в «пользу государства». В ночь перед отъездом мы спали плохо. Анархисты обстреливали дом, где засели какие-то досадившие им матросы. Обе стороны производили ужасающий шум. Наутро, взяв лишь самое необходимое, мы через заднюю дверь отправились на станцию. У Мамаши были черные круги под глазами и опухло лицо. Солдаты Красной Гвардии насмехались над нами, драпающими буржуйками, и она пала духом, но я поддеривала ее и, в конце концов, пробираясь через многочисленные платформы, мы нашли свой вагон. Вокруг было полно «товарищей, которые курили махорку. На платформе, прямо на земле, сидели армянские нищие с детьми. Женщины с грустью смотрели на нас в тягостном молчании.

Мы с Мамашей забрались в вагон и заняли свои места. Измученные долгим ожиданием отправки и теряющие надежду, мы обнаружили, что колбаса, которую мы взяли в дорогу испорчена и не съедобна. Наконец наш вагон прицепили к поезду идущему на Москву, но тут выяснилось, что мы попали «из огня в полымя».

Несмотря на то, что наш вагон был обозначен как « Английская миссия», «товарищи» начали карабкаться на крышу и атаковать окна. Вагон был переполнен, на крыше сидели женщины и мужчины цепляющиеся за вентиляцию. На буферах сидели рабочие, на ступеньках дети. Все кричали и толкались, и наконец раздался свисток, поезд запыхтел и двинулся. Ростов уплывал от моего взгляда вместе со станцией и армянскими женщинами -нищенками, неподвижно сидящими на платформе.

Хотя мы были готовы провести три недели в пути, покружив часа полтора, поезд внезапно остановился и стал. Мы приготовились поесть, но колбаса испортилась, кофе был жидкий и холодный. Все было грязным, на подушке мы обнаружили красного насекомого, белье было в пятнах. Мамаша посмотрела на меня: «Что это такое?» «Сейчас вымою» – сказала я и пошла в туалет, где обнаружила, что в кране нет воды. Француженка, соседка по купе сказала :

«Ужас!». Они разговорились с Мамашей, та достала вату и стала протирать лицо одеколоном.

Через некоторое время мы услышали долгожданный свисток и поезд стал приближаться Новочеркасску. «Товарищи» и крестьянки на крыше начали кричать, и мы услышали пулеметную очередь. Запалив свечи мы прилипли в окнам, всматриваясь вдаль.

Сначала мы решили, что поезд захватили разбойники, потом поняли, что это красногвардейцы гоняются за казаками спотыкаясь и падая в таящем снегу.

Утром мы проснулись в Новочеркасске. Солдаты сказали нам, что все болшевики сбежали и казаки контролируют город. У входа на станцию стояли казаки со штыками, другие охраняли пленников. Ресторан был полон вооруженными людьми, они ели, пили, смеялись и пели. Земля была усеяна гильзами, а стены следами от пуль, некоторые окна были разбиты. И хотя в воздухе чувствовалось веселье, напряженное волнение нарастало.

Что будет дальше? Казаки долго не продержатся. Сегодня они прорвались и отбили свои святыни, но что будет завтра? Город кипит ненавистью. Даже если казаки сумеют удержаться, потери будут слишком горькими, а утешение слабым.

А мы хотели лишь одного: скорее ехать дальше. Но это было невозможно, так как пути между Ростовом и Новочеркасском, а также между Новочеркасском и Воронежем были перекрыты. Мы не могли продвигаться ни вперед, ни назад. Отправление было отложено, так как власть на станции принадлежала казакам и зависела от их решения.

Богатые казачьи семьи гостеприиимно предложили женщинам ночлег, но мужчины остались в поезде охранять багаж.

Три дня продолжались бои в станице под Новочеркасском. Гулибов, который в марте убеждал казаков сдаться большевикам, был убит собственными людьми. Казачий офицер, арестованный и приговоренный к смерти, вышел на свободу. Радостное настроение омрачилось слухами о том, что из Ростова прибывает подкрепление большевикам. Однажды ночью мы увидели зарево огня и услышали три взрыва.

На следующую ночь все было тихо. Тем не менее печать безнадежности читалась на лицах. Из заброшенных домов, крадучись, выходили люди, переодетые крестьянами. Они тащили на спинах мешки с провиантом и оглядывались в сторону степи. После трех триумфальных дней казачьи офицеры и кадеты попрятались. Ночью мы помогали людям, которые приютили нас на ночлег, прятать в цветочные горшки драгоценности, медали, эполеты другие вещи полковника, сбежавшего днем раньше. Мы заснули не раздеваясь, готовые вскочить в любую минуту.

В 7.30 утра следующего дня мы были разбужены стуком в дверь и знакомым окриком: «Открывайте! Красная Гвардия!» Вошли десять человек, вооруженные до зубов. В одной руке они держали наган, в другой был револьвер, на бедрах и в ботинках кинжалы.