Если не учитывать их преступные наклонности, то эти анархисты оказались весьма забавными персонажами. Они напоминали детей играющих в разбойников, с тем отличием, что в руках у них было настоящее оружие. С чёрными повязками на рукавах и чёрными ленточками на головных уборах они носились по улицам в грузовиках, размахивая оружием и стреляя в воздух. На предельной скорости они разбрасывали с машин в воздух листовки, и белые листы прокламации разносило ветром по окрестным палисадникам и веткам придорожных деревьев. Часть из них расхватывали шляющиеся по городу «товарищи».

Листовки начинались с предложения «Порядок превыше всего». Далее в них говорилось о том, что за все отсутствие несёт ответственность буржуазия, которая попрятала добро по сундукам в подвалах и, как только, эти сундуки вскроют, так закончится и бардак, что на карту поставлен вопрос о свободе. Народ стоял на улицах с безучастными лицами и наблюдал за их сумасшедшими успехами по овладению городом.

Анархисты врывались в дома так, будто снимали кино: связывали всех жильцов одной верёвкой, за исключением одного из членов семьи, коего, подгоняя штыками, заставляли показывать, что есть ценного в доме. На любое проявление сопротивления отвечали насилием. В те дни можно было видеть много людей покрытых чёрно-жёлтыми синяками от ударов прикладами ружей.

Анархисты обнаружили недюжинные умственные способности в поиске тайников: срывали обои, чтобы проверить нет ли за ними припрятанных колец; не обращая внимания на женскую стеснительность, шарили руками по грудям в поисках узелка с деньгами; иногда силой срывали одежду с девочек, дабы узнать не зашиты ли в их корсеты драгоценности. Они обшаривали каждую комнату, рылись в бумагах, перетрясали книги и даже выгребали золу из каминов и печей.

Брали всё, включая мебель. Обычным делом стало видеть грузовики под управлением матросов набитые доверху украденными коврами, велосипедами, постельным бельём и стульями. Кстати сказать, постельное бельё пользовалось особым спросом. Многие горожане паковали более-менее ценное барахло в чемоданы и зарывали их во дворах домов или прятали под углём в подвалах.

Одной из жертв нападения разбойников стала семья девочек, живущих со своей бабушкой. Их всех силой уложили лицами в пол и пятеро бандитов начали обшаривать дом в поисках ценного. Остальные стояли над девочками, приставив штыки к их спинам так, что они не могли даже пошевелиться. В какой-то момент, несчастная бабушка потеряла сознание и бандиты возмутились тем, что ни одна из девушек не выказала сочувствия своей бабушке, продолжая лежать лицом вниз. «Как вы можете лежать без движения, когда ваша бабушка в обмороке? Встань и принеси ей нюхательную соль и воды», – сказал один, ткнув штыком в ближайшее к нему тело. Что и было сделано незамедлительно. Tovarish привёл бабушку в чувство, после чего сорвал с неё серьги, брошь и, повернувшись к девочкам, всё еще лежащим на полу лицом вниз, спросил, указывая на бабушку, находящуюся на грани нового обморока: «Vam ne stidno?».

Так как большевики запретили найм дворовых сторожей, живущие в одном городском районе жители начали создавать домовые комитеты. По их решению, каждая семья в доме выставляла двух своих членов для несения круглосуточной стражи у парадной и задней двери здания, меняясь каждые четыре часа. Многие дома обзавелись паролями.

Цены оставались очень высокими. Во-первых, из-за низкой стоимости рубля. Во – вторых, из-за развала транспортного хозяйства, неспособного что-либо доставить в город в необходимых объёмах.

Текстиля, при этом плохого качества, было не найти дешевле 70 рублей за аршин. Починка шерстяных и хлопковых вещей обходилась столь дорого, что прислуга могла себе позволить залатать изношенное платье только в том случае, если наличествовал собственный запас ткани, либо удавалось стащить материал у хозяев.

Найти верхнюю одежду в магазине было большой удачей, поэтому никто не знал, что ему придётся носить следующей зимой или летом. Нижнее бельё стоило невероятных денег и его было не достать. В связи с этим участились случаи грабежей одежды на улицах. С женщин вечерами на улицах снимали всё подчистую так, что им приходилось добираться до дома совершенно голыми. Милосердные грабители давали своим жертвам, чтобы прикрыться, газетку и вызывали пролётку, со словами: «Поезжайте домой, а то простудитесь». Бывало, что и сами доставляли ограбленных леди до дома на извозчике со всеми удобствами.

Выросло пьянство. По улицам валялась множество, упившегося до бесчувствия, народа. Водка привозилась из Новочеркасска. Многие женщины, бросив привычную работу и подзаняв денег, сосредоточились на спекуляции водкой, которую они покупали по пять рублей бутылку в Новочеркасске и продавали за тридцать в Ростове. Город, казалось, изнывал от жажды по спиртному, и любой алкоголь поглощался с превеликим удовольствием.

Один мой друг, как-то ночью, оказался разбуженным в собственной спальне грабителями, просившими найти им чего-нибудь выпить. Всё, что у него было, это была завалявшаяся бутылочка ликёра, который не пришёлся бандитам по вкусу из-за своей слабой крепости и чрезмерной сладости. Но тут им на глаза попался флакон зеленоватой жидкости, стоящий на туалетном столике, употреблённый незамедлительно с причмокиванием губами и одобрительными замечаниями: «Эх, хороша, зараза!». То был тоник для волос моего друга!

Частенько организовывались уличные шествия, возглавляемые вооруженными солдатами и замыкаемые броневиками. Марширующие в колоннах люди несли красные транспаранты с белыми буквами: «Smert bourgzhui!», распевали русскую песню Свободы и «Марсельезу». Солдаты, то и дело, поднимали над головами оружие и палили в воздух.

Появились слухи о предстоящей «Ночи Святого Бартоломея». Вера в них росла с каждым днём. Одну неделю, когда особенно частыми стали уличные шествия и газеты с особым ражем писали о жажде крови, многие горожане на случай начала резни спали одетыми под лестницами или под кустами в саду. Но наши страхи о всеобщей резне, к счастью, не подтвердились.

Сабаровы домой не вернулись, прячась у друзей в другой части города. Но они стали появляться на улицах, за исключением тех дней, когда все ждали «Ночи Святого Бартоломея». Их дом находился на попечении немецкой гувернантки и их мельничного смотрителя, хромающего на левую ногу и настолько толстого, что его глаза пропадали во время смеха. Он выказывал большую преданность семье Сабаровых. Но позднее выяснилось, что он выкопал все запрятанные ими деньги и отдал их своей жене.

Анархисты проявляли внимание не только к зажиточным классам, но и грабили весьма бедных людей. Полотёра, подрабатывающего у Сабаровых, остановили на улице и отняли часы с несколькими заработанными им рублями. У него в глазах стояли слёзы, когда он мне о том рассказывал. С момента свержения буржуазии, деньги ему доставались с превеликим трудом, т. к. всего несколько человек в городе могли себе нынче позволить иметь полированные полы в доме. В прежние времена он посещал большие дома не реже одного раза в неделю.

Однажды днём напали и на Наташину маникюршу. Её нашли без сознания, связанную, с кляпом во рту. Из дома пропала вся еда и одежда, а также лучшие предметы мебели. При её доходах ей было не на что восполнить украденные вещи и холодными днями, ввиду отсутствия тёплого пальто, она теперь безвылазно сидела дома.