Леонид Павлович вздохнул. Видно, долго листал книгу, и как бы не замусолил вконец драгоценный фолиант… И все оказалось напрасно.

– Тогда оставим для внутреннего употребления. Вот в том аспекте… Как вы сейчас очень верно сказали. – И он мечтательно возвел глаза к потолку, запоминая ценную мысль для ближайшей «проповеди» на Чеховской.

– И если быть точным, – решил добить нерадивого агитатора Штольц, – где-то рядом вождь истинной нации констатировал, что во имя великих целей понадобятся и великие жертвы. Что кровопролитие неизбежно. То есть победить этих интернациональных поработителей иных народов может только сплоченная в единый кулак воля и сила проснувшегося в людях национального самосознания. И такая борьба никогда не обходится без крови.

– Мы и готовим людей к борьбе. Наши солдаты самые дисциплинированные и подготовленные. Разве можно спорить с нашей военной доктриной? – усомнился Гусев.

– Как ведущий аналитик, я могу оспорить не доктрину… А фактическую обстановку на фронтах. Пока что мы не готовы даже к захвату пустующих станций без того, чтобы не менее подготовленные войска товарища Москвина тут же не поднялись вышибить наших солдат оттуда. Мы пока не можем позволить себе такие потери. Пока что! – подчеркнул Георгий Иванович. – Нужно еще больше укрепить Рейх, чтобы ударить блицкригом, подобно Великому фюреру. Иными словами, нам нужны новые разработки в военной области. Нам нужен Кузнецкий Мост, нам нужен Бауманский альянс. И нужны сталкеры! Вот и попрошу вас ориентировать новую концепцию именно на это. На мирных трудящихся и бесстрашных добытчиков.

– А как же расширение границ? – спросил озадаченный агитатор, уже видевший себя практически в империи.

– Оно в наших руках! – утешил его Штольц. – Типография, печатное слово, нужное слово – вот путь к сердцу народа, которым пользовался Адольф Гитлер. И мы достойные преемники его опыта. Продолжайте работу, Леонид Павлович.

Работа продолжалась не один год, Штольц считался знатоком идеологии, и ему было нетрудно влиять на содержание листовок, подчищая их таким образом, что пополнение в Четвертом рейхе лишь чуть превосходило естественную (и неестественную путем казней тоже) убыль населения. Покровительство рейхсфюрера способствовало репутации. Агитационному отделу не хотелось штудировать книгу в поисках исторических параллелей восстановления величия Германии и прав на господство в метрополитене этой группы самых обыкновенных бывших скинов. Не было таких параллелей… Да и сам Ширшов никогда в электричках таджиков не лупил с риском глупо попасться, потому и являлся канцлером, которому не приходится руки пачкать. Но и допустить в агитках откровенных глупостей Георгий Иванович тоже не мог, ведь иначе Гусева отстранят от работы, а новый глава отдела может оказаться или слишком умным, или неподатливым.

***

Гауляйтер Тарас Михайлович Банный обычно не церемонился, входя в любую комнату или палатку на территории Рейха. Как руководитель отдела службы безопасности Чеховской, он был «желанным гостем» везде. Только два места на стациях вызывали у него мандраж. И если благоговейный трепет перед рейхсканцелярией был вполне объясним, то нервный озноб перед встречей со Штольцем появился недавно. Однажды Георгий Иванович, зайдя в его кабинет по какому-то пустяковому поводу (а был ли повод?), как бы между прочим отметил, что знает о его мелких махинациях с дефицитными поставками продуктов с Ганзы. И что эта мелкая «шалость» в виде обогащения за спиной у рейхсверхушки и за ее счет весьма не понравится кое-кому… и не надо озвучивать, что сделает с Тарасом Банным его непосредственный начальник Сергей Шварц. Деловая бендеровская хватка пасовала перед ощущением надвигающейся опасности. Тарас, нисколько не стесняясь подчиненных, сразу предложил Штольцу поделиться, справедливо полагая, что иметь часть – это гораздо лучше, чем не иметь ничего или, что еще хуже, быть мертвым. Он знал крутой нрав старшего Черного, которого опасался еще в юности и догадывался, что обычной «товарищеской» трепкой, практикующейся в их банде в те добрые времена, дело не обойдется. А эта паскуда – Штольц лишь растянул свои узкие губы в хитрой улыбке и, не ответив, вышел, оставив Банного одного в тяжких думах. По сути, они были равны в должностях, а после этого разговора Тарас Михайлович не мог похвастаться, что будет достоин чистить штандартенфюреру сапоги. Собственно, это и послужило причиной того, что Банный стал собирать на Штольца материал. Вот только результат его труда был пока нулевой.

И вот теперь, задержавшись перед дверью его аналитического отдела, он испытывал не просто мандраж-волнение, но страх. Ему было стыдно себе в этом признаться, но Тарас боялся этого блеклого немца. Он стоял перед дилеммой: качественно выполнить свои служебные обязанности, что требуют этого разговора, или плюнуть, не связываться, ведь Георгий Иванович крепко держал его за очень нежное место, не давая не только свободы действия, но и даже возможности сосредоточиться. И тот факт, что он что-то там подозревает, совершенно не внушал Тарасу уверенности. Его подозрения совершенно не компенсировали того реального компромата, что был в руках у Штольца. Тем более что, кроме подозрений, у начальника СБ Чеховской ничего не было. Не было фактов, которыми можно прижать эту «скользкую рыбу», чтобы уравновесить информацию о его «небольшой шалости».

Банный несколько раз поднимал руку, чтобы постучать или толкнуть дверь и зайти без предупреждения, как обычно привык делать. Так и не определившись, он бессильно опустил руку. Безвыходная ситуация бесила его, а на раскрасневшемся от напряжения лице блуждала беспомощная улыбка. Таким красным и тупо улыбающимся застал гауляйтора штандартенфюрер, неожиданно распахнув дверь.

– О, Тарасо Михайлович, очень рад. Чем обязан визиту столь высокого гостя? – Штольц, сделав шаг в сторону, пригласил гауляйтера в кабинет.

Как Банный ненавидел эту его вежливую трескотню, за которой плещется океан змеиного яда! С каким бы удовольствием Тарас растер кулаком эту хитрую ухмылку. «И имя же мое, паскуда, произносит как у нас на незалежной. Специально, наверное, чтобы лишний раз подчеркнуть, что он червь книжный, а я быдло безграмотное». В его кабинете, покрашенном светлой краской для экономии электричества, не было ничего примечательного. Стол, на котором лежал экземпляр книги Адольфа Гитлера и еще какого-то немца, какого Банный разглядеть не успел. Придраться было абсолютно не к чему, и гауляйтер лишний раз сделал в мыслях пометочку об очередном проигрыше в их со Штольцем заочном соревновании. Собрав остатки сдержанности, Банный произнес:

– Я к вам по делу, Георгий Иванович.

– Слушаю вас, Тарас Михайлович. Вы же знаете, я всегда очень рад помочь вам.

«Да, рад он, как же, спит и видит, чтобы подойти к тюремной камере и посмотреть на мою разбитую морду». Мысли эти мешали Банному настроиться, поэтому, чтобы оформить следующую фразу, ему потребовалось некоторое время, и Тарас был уверен, что Штольц прекрасно все понимает и глубоко в душе смеется над потугами собеседника.

– У нас тут пропали два человека со станции, брат с сестрой, Гордеевы. И мне сообщили, что девушку увел ваш сотрудник. Вы понимаете – это мой долг…