– Искать. Опросить всех жителей станции, друзей-подруг этих Гордеевых. По результату доложить.

Гауляйтер Банный повернулся и столкнулся нос к носу с высоким человеком в такой же черной форме. Секундное замешательство отразилось у него на лице, но Тарас быстро взял себя в руки и, широко улыбнувшись, вскинул руку в эсэсовском приветствии.

– Гауйляйтер Вольф, извините, что вот так вот вторгся в ваши владения, но неожиданные события требуют экстренных мер.

Вольф угрюмо посмотрел на коллегу по цеху. Его прямо подмывало наплевать на корпоративную этику и двинуть по этой улыбающейся роже, но он стерпел и хоть через несколько секунд, но поприветствовал Банного и пожал протянутую ему руку.

– Чем обязан, Тарас?

– Да, слыхал, у нас ЧП на Чеховской на блокпосту, так вот следы привели в твои владения. Ты уж не обижайся.

– Не обижаюсь, – Вольф покосился на гауляйтера соседней станции. Его прямо передергивало от западенского говора Банного. – Одно дело делаем. Так повторюсь – чем могу помочь?

– Да, мелочь. Гордевых твоих ищу. Не подскажешь?..

Вольф внимательно посмотрел, как подручные Банного быстро убрались со станции за спину своего шефа. Он терзался сомнениями: «Может, показать коллеге записку от штандартенфюрера…» Но еще раз взглянув на жирное, лоснящееся от пота лицо собеседника, лишь сухо произнес:

– К Штольцу обращайся, если смелый, – это его люди… Хайль! – он поприветствовал собеседника, как бы обозначая конец беседы.

Банный понимающе закивал головой, но взгляд его был злой. «Опять не успел. Штольц, паскуда, опять опередил его на шаг». Он развернулся в сторону эскалатора, ведущего к переходу в его вотчину, и тяжелой походкой, громко отдуваясь, стал спускаться. Не оборачиваясь, уже снизу, он крикнул за спину:

– Еве привет.

***

Где он оказался? Почему? Темнота, страх, учащенный пульс, который колотится боевыми барабанами в ушах, потом бегство. Инстинктивное, неосмысленное. Человек, преследующий его… И огонь, поглотивший обоих, холодный, не обжигающий, но после него он не ощущал себя во плоти, только разум и остался. Разум ли, может, душа. Какое-то точечное существование, частичное. Отделенное от всего. От чего? Туман непреодолимой стеной кружился вокруг, не позволяя оглядеться. Но за ним ощущались необозримые дали, заполненные, вероятно, той же неощутимой белой мглой, в которой пробегали радужные искры. Вечность или бесконечность? Время или пространство? Почему-то это казалось очень важным.

Зачем думать об этом? Он хотел только одного: вернуться назад. Катя… 545.

***

Комендант Вольф достал из шкафа потрепанный талмуд.

– Предъявите документы. Не смотрите на меня так, Шмольке, знаю, что брак вы еще не регистрировали, но порядок установлен такой. И барышня! Фройляйн!

Катерина, до сих пор никогда не переступавшая порога резиденции гауляйтера, с любопытством осматривалась, будто забыла, зачем пришла. Огромный, как ей показалось, кабинет Вольфа поражал. Почти все его пространство занимал большой дубовый стол. В углу стояло несколько стальных сейфов, на одном из которых даже сохранился литой барельеф орла, сидящего на венке с четерехлучевой свастикой, а всю стену за спиной хозяина кабинета занимали развешанные знамена Третьего рейха. Катя даже невольно залюбовалась убранством комнаты, похожей на исторический музей.

Слова Штольца, что брак окажется фиктивным, будто заставили и отнестись к нему слишком легкомысленно. Но Федор был настроен серьезнее, хоть отчего-то смущался в несколько раз больше невесты.

– Катя… – напомнил он о себе и взял девушку за руку для убедительности.

– Катарина Гордеева, – представилась она коменданту, будто он и сам не знал.

– Год рождения у вас точно какой? Паспорта я вам еще не выписывал точно, не забыл бы, на склероз как-то не жалуюсь пока, – застыл в ожидании Вольф.

И полез искать новую «амбарную книгу», еще более древнюю и пыльную, куда заносились записи о рождении. Возраст Катерины он, разумеется, знал, но инструкция требовала проверить. До и новую пометку сделать из-за изменения семейного положения. «Неожиданно они как-то… Наверняка Штольц что-нибудь крутит. А эти два юных дарования лишь пешки в его игре». Но азартные игры аппаратчиков СС его не касались.

– Любовь с первого взгляда? – осведомился он, листая книгу записей новорожденных. Записей было много, что представляло предмет особой гордости для Рейха. Чистоплотность и, конечно, постоянный надзор за нравственностью жителей, хорошая медицина и стараниями сталкеров добытые медикаменты сильно повышали шансы семей обзавестись здоровым потомством.

– Ну… – протянул Шмольке, бросая косые взгляды на девушку.

Та молча смотрела в пол, будто уже предоставила право решать все проблемы супругу. Впрочем, комендант не настаивал на ответе, захлопнул книгу и открыл новую. Тут Федору стало несколько тревожно… И он следил, не отрываясь, как рука Вольфа выписывает столь крутой поворот его судьбы!

– Ну, как говорится: кюхен, киндер, кирхе, дети мои! – «Благословил» комендант обоих крепким рукопожатием. – Плодитесь и размножайтесь. Только не здесь, у меня и без вас дел по горло.

Он принялся убирать со стола лишнее, не обратив внимания, что странно рассеянная парочка вылетела из кабинета, даже не поцеловавшись.

– И что теперь делать? – смущенно спросил Федор, приведя новоиспеченную супругу в свою палатку.

Разумеется, он догадывался, что надо делать… Но вот сделать это прямо сейчас или даже через несколько дней не решался. Как-то быстро все получилось. Нелепо. Даже для парня. Но вопреки его опасениям, девушка, окинув взглядом запущенное холостяцкое жилье, не растерялась.

– Как что делать? Приводить это логово в порядок, и немедленно! Я в такой грязи жить не собираюсь. Сейчас же принеси воды.

Обрадованный, что его освободили от неловкости первого момента, Федор бегом унесся с ведрами в другой конец платформы. К его возвращению «логово» приобрело уже совсем кошмарный вид: новая хозяйка выгребла на середину кучу дырявых носков, порвала на тряпки еще совсем вроде не заношенную рубашку, связала в узел его постельное белье, переместив его в дальний угол. Пока парень с опаской думал, к чему бы это, Катерина уже передвинула шкаф, разгородив помещение на две половины. Кровать она оставила себе, видно, в качестве компенсации. Пришлось уступить.

– Кать…

– Принес? А ну, замачивай свои носки! Пальцем не прикоснусь! И как только у вас в рейхсканцелярии такое терпят?

Федор понял, что хотя бы его внешний вид теперь будет образцом для других офицеров, раз уж спокойной жизни пришел конец. А если девушка еще и умеет готовить… То уж как-нибудь примирится пока и с тем, что спать придется на полу чуть ли не на коврике.

***

Стук в дверь был настойчивым, скорее не просящим, а требующим открыть. Полковник Юшкевич оторвался от отчета, присланного с бандитской Кожуховской, и почесал стриженый висок, на котором красовалась татуировка двуглавого орла.