Солдаты возвышались за моей спиной молчаливыми статуями. Советник был прекрасно осведомлен, что каждый из них – ведьмак, а магии он опасался куда сильнее, чем возмездия за свои махинации с казной.

– Ты не мой учитель, Надир. Ты – мой слуга. Я бы велела высечь тебя на центральной площади за предательство, но письмо воеводе не самый весомый повод для горожан, – процедила я, наслаждаясь страхом загнанного в угол подлеца. – Только мы-то с тобой знаем, что это самое настоящее предательство. Шесть лет ты спишь и видишь, как бы убедить отца сместить меня. Ты бы и убил меня с превеликим удовольствием. Учти, старик, воевода далеко, а я близко, и руки у меня длиннее, чем ты можешь представить.

Свои слова я подкрепила новыми сгустками пламени, возникшими на ладонях. Они зависли над головой советника так низко, что того и гляди норовили поджечь его жиденькие волосенки. На лбу старика выступили крупные капли пота. Близость огня обжигала его, как и страх перед моей силой.

– У тебя есть жена и дочь. Подумай об их будущем, Надир. Я могу запретить твоей кровиночке выходить замуж, и останется она одна-одинешенька на всю свою жалкую жизнь. И это будет самым малым из того, что я могу сделать с твоей семьей. Вспомни мои слова, когда будешь строчить следующий донос, о котором я непременно узнаю.

– Не смей угрожать мне, соплячка. Воевода непременно узнает об этой гнусной выходке, – процедил Надир и демонстративно сплюнул мне под ноги.

Беркуту потребовался лишь мимолетный взгляд на Мора, чтобы тот разразился устрашающим лаем и впился зубами в ногу советника. Старик завопил, беспорядочно молотя руками, будто неуклюжая раненая птица. Мор с грудным рыком отступил и невозмутимо улегся у моих ног.

Из рваной раны Надира струилась кровь. Двое солдат успели подхватить его под локти, удержав на ногах. Советник на все лады проклинал каждого из нас, включая «бесовского пса, которого нужно обезглавить тупым топором вместе с его хозяином».

– Не советую вам, Надир Рашад, так отзываться о Море. Этому псу ничего не стоит перегрызть ваше горло, – отозвался Беркут на «радушные» пожелания хозяина дома и с издевательской усмешкой ему поклонился.

Советник сжал зубы и вновь зашипел от боли, пожирая меня ненавидящим взглядом своих глаз-пуговок.

– С сегодняшнего дня я отстраняю тебя от всех дел и запрещаю приближаться к моему поместью. Предателям не место рядом со мной, – продолжила я. – Если отец решит по-другому, значит, тебе повезло. Если поддержит мое решение, то уж извини, Надир. Придется жить на то, что уже успел украсть из казны.

– Вы не можете просто так сместить меня, – процедил старик сквозь боль.

– А ты пожалуйся воеводе, – фыркнула я и гордо покинула кабинет.

До моих ушей донесся звук упавшего тела. Укушенная нога таки подвела советника. Гнев все еще горел на губах несказанными словами. Руки пылали, но разум пылал сильнее. Не выдержав напряжения, я с остервенением пнула ближайший вазон, и он с грохотом раскололся от удара о мраморный пол. Наверняка звук разбившегося фарфора разбудит тех обитателей дома, кого не разбудил мой визит.

Несколько минут назад я навлекла на себя гнев отца. Плевать! Он связан обещанием моей матери и не посмеет сместить меня! Что будет после его кончины, я предпочитала не думать, иначе липкий страх вновь пробирался под кожу. Страх, преследующий меня с детских лет. Отсроченный приговор, вынесенный братом.

Одна из дверей приоткрылась, и оттуда показалась заспанная щекастая физиономия дочери советника. Она испуганно ойкнула, завидев меня во главе процессии, и мгновенно скрылась в своей спальне. До моих ушей долетел звук ворочающегося в замке ключа. Неужели глупая девица и вправду понадеялась, что меня остановит какая-то дверь, если я решу добраться до нее? Смех, да и только!

В полном молчании мы покинули дом советника. Когда ворота остались далеко позади, Беркут осмелился нарушить тишину:

– Амаль Кахир, вы говорили с советником даже мягче, чем я ожидал. И ничего не подожгли в его доме.

В голосе друга я услышала ухмылку и… искреннее облегчение. Кому, как не Михелю, знать, насколько я бываю неуправляема в гневе, но сегодня он волновался зря. Причини я реальный вред Надиру, разочарование отца не знало бы границ.

– Скорее, недостаточно жестко. Мягкой я быть не умею.

И я, и он знали, что это ложь.

Не перечесть, сколько раз я плакала, уткнувшись носом в грудь Михеля. Он утешал меня и учил быть сильнее брата и его верных прихлебал. Друг помнил мой затравленный взгляд, когда мы оба поняли, что дикое пламя вышло из-под контроля и сожрало заживо одного из подосланных насильников. Молодой парень сгорел в муках, поплатившись за удары, которыми вместе с дружками осыпал мое тело, и за грязные прикосновения, оставшиеся невидимыми шрамами на моих бедрах. С тех пор меня считали зверем…

* * *

– Амаль Кахир, если вы отмените праздник встречи осени, народ запаникует. Зачем вам эти волнения? – голос главного казначея Раида Баара сочился лестью, но доля истины в его словах присутствовала.

Сегодняшнее совещание я посвятила аресту старшего советника и переправке его в тюрьму Даира для суда. Вчера вечером комендант с отрядом стражей порядка явился к Надиру Леяну и велел заковать того в кандалы. Я, конечно же, присутствовала при этом действе, и оно стало бальзамом для моих уставших глаз.

Вопли и причитания жены Надира разносились по особняку, пока эта дородная дама не свалилась в притворный обморок прямо на пороге, преградив своим немаленьким телом дорогу солдатам и их пленнику.

Пока мужчины пытались оттащить ее с дороги, я схватила с ближайшего столика фарфоровую вазу, отшвырнула в сторону полузавядшие розы и плеснула бесталанной актрисе в лицо застоявшейся водой. Естественно, она закашлялась и подскочила. Коменданту пришлось пригрозить буйной женщине арестом за сопротивление правосудию. Тут уж даже скандальная жена советника предпочла захлопнуть рот и посторониться.

По городу поползли слухи, подогреваемые соратниками Надира. Меня возмущенная молва интересовала мало. Пусть хоть всем городом вступаются за того, кто обворовывал их на протяжении десятилетий!

Пять дней, прошедшие с ночи, когда мы явились к советнику с гневным визитом, я готовила почву для мести. Этот человек слишком долго чувствовал себя негласным хозяином города и непозволительно вальяжно себя вел.

Той же ночью, вернувшись в поместье, я приказала Рефу проследить за стариком. Для этого перебежчику пришлось пробираться к имению Надира, ведь лис оказался неспособен отлетать от своего хозяина дальше, чем на версту, а может, и того меньше. Уже утром Реф