Если Сова права…

— Жюстина Дюмотье, — поправила мальчика Старуха.

— Она самая. Если они знают английский язык так же хорошо, как дерутся, то они вполне сойдут за английских детей.

Каррадерс долго смотрела на мальчика, а потом повернулась к Дойлу:

— Ты в это веришь?

— Весьма замысловатая ложь. Если, конечно, это ложь. А почему это вас так беспокоит?

— Мальчишка не представляет большого интереса. А вот ты — другое дело. Им нужен ты!

Разливавшая кофе Алтея налила кофе и Хоукеру. Стенки чашки были тоненькими, точно бумага. Ее нежно-голубую поверхность украшали золотые резные листочки. Раньше, если Хоукер и дотрагивался до чего-то подобного, то только для того, чтобы стащить. И теперь ему было неловко пить из такой посуды.

Присутствующие принялись спорить, дав Хоукеру возможность спокойно съесть свой обед.

— Если девочка работает на «Золотое яблоко», значит, за этим стоит Судье.

— …и эта хитрая мадам Люсиль. Оба они заклятые враги якобинской фракции, особенно Патлен. Должно быть, эта операция направлена на то, чтобы дискредитировать его.

— …внутренняя политика тайной полиции. Они просто используют эту девчонку Дюмотье в своих целях. А может, она и вовсе агент.

— Если мальчишку поймают, это будет выглядеть как операция британской разведки. Авторитет Патлена будет подорван, хотя прямо на него никто указывать не станет…

— Именно этого они и хотят. Обвинить нас.

Хоукеру показалось, будто воздух стал настолько густым от интриг, что лишал присутствующих возможности дышать. Он намазал хлеб джемом, горкой навалил на него яйца и сложил пополам, намереваясь отправить столь необычный бутерброд в рот. Он съел большую часть, прежде чем заметить, что вновь оплошал. Об этом свидетельствовало выражение лица Старухи.

Нельзя есть руками. И вообще список того, чего делать нельзя, кажется нескончаемым. Хоукер принялся облизывать пальцы. Очевидно, и этого делать не стоило. А уж если он вытрет руки о штанину, то Старуха и вовсе его проклянет.

— Салфетка, — произнес Дойл.

Он положил салфетку на колени мальчика, как того требовали правила приличия, и тут же забыл об этом. Хоукер вытер ею руки и отложил в сторону.

— Я знаю, что нам нужно сделать, — сказал он.

Споры тотчас же стихли.

— Нужно прекратить гадать, кто что задумал. Вечером я встречусь с Совой, и тогда мы будем знать наверняка. Я все выясню.

Алтея опустилась на мягкий стул, стоящий во главе стола.

— Проблема в том. Хоукер. что все это попахивает ловушкой.

— А я вовсе не собираюсь загонять свою крысу во французскую мышеловку, — произнесла Старуха. — Я пошлю человека, который проследит за Дюмотье. А ты, — она указала пальцем на Хоукера, — останешься дома.

— Вы не правы! — Эти слова вырвались у Хоукера помимо его воли. Ну и глупец же он.

Немедленного ответа не последовало. Дойл вставил пробку в маленькую бутылочку с ружейным маслом и нажал на нее большим пальцем, чтобы закрыть поплотнее. Казалось, происходящее его совсем не волнует. Или, вернее, он старался уклониться от спора.

— Объяснись! — Голос Старухи был подобен острому лезвию.

— Вы хотите накрыть всю группу засланных в Англию людей целиком. Но вам потребуются месяцы, чтобы разыскать их всех, и все же велика вероятность, что кого-то одного вы все равно упустите. А я могу передать вам всех агентов за одну ночь и освободить тем самым от многих месяцев слежки — Хоукер обвел взглядом присутствующих, но их лица хранили бесстрастное выражение. — Я не сделаю никакой глупости. Если ничего не получится, я смогу незаметно скрыться.

Присутствующие смотрели на Хоукера. словно ждали от него чего-то. Только вот чего именно, он не знал.

— Вы рискуете только моей жизнью. Разве это большая потеря?

И снова молчание.

— Они же дети, — произнес Хоукер.

Дойл перестал чистить пистолет и отложил его в сторону.

— Ему стоит пойти на встречу. Я бы пошел.

— Прекрасно! В тайной полиции идет передел власти, а мы пошлем его в самое пекло! — раздраженно заговорила Каррадерс. — Он будет совершенно бесполезен! Не увидит того, что происходит у него под носом, а чтобы обучить его, у нас уже нет времени.

Вот так легко и просто Хоукеру удалось настоять на своем. А ведь до сего момента ему никак не удавалось завоевать одобрения главы британской разведки.

— Пошлите кого-нибудь с ним вместе, — предложила Алтея.

— Того, кто ее отпугнет? И тогда я лишусь двух агентов!

Двух агентов. Каррадерс сказала — двух агентов. Имея в виду, что один из этих двоих — он, Хоукер. Мальчик не слышал кое-чего из того, что было сказано позже, потому что никак не мог понять, как же он чувствует себя в роли агента.

— …и более опытного, — сказал кто-то.

— Мы пошлем Пакстона. — Это сказала Алтея. — Он достаточно молод и не внушает опасений.

Пакстон. Любимец всех присутствующих. Безупречный агент. Пакстон не забыл бы воспользоваться проклятой салфеткой. И не стал бы шумно отхлебывать чай из чашки. Возможно, от него вообще не будет никакого проку сегодня вечером.

Но Старухе эта идея показалась чудесной.

— Пакс убережет его от беды. А ты, — она повернулась к Хоукеру, — играешь с огнем. Агент может возразить мне лишь трижды за свою карьеру. Одну возможность ты уже использовал. А теперь ты напишешь мне отчет обо всем, что увидел и услышал сегодня утром.

— Я не могу…

— Чернила и бумага в секретере. Будешь работать за этим столом. Мне нужны две копии.

Прекрасно. Черт возьми, просто прекрасно!

Одетая в свободную рубаху и брюки Жюстина оказалась тесно прижатой к Хоукеру. Его колено упиралось ей в ребра, а ее локоть — ему в живот. Однако мальчик не обращал на неудобство никакого внимания, как если бы Жюстина была большой собакой или мешком с зерном, преградившим ему путь.

— Ты меня сейчас раздавишь. — Хоукер пнул девочку по ягодицам, словно это были дыни на рынке. — Подвинься.

— Двоим здесь не уместиться. И если честно, я не нуждаюсь…

— И потише, пожалуйста.

— По сравнению с тобой я нема, как могила, — прошипела Жюстина.

— Или, вернее, как преисподняя.

Тонкая кирпичная стена отделяла их от помещения, где жили Невидимки. Их наставники наверняка сидели внизу. Играли в карты или читали. Но в последние дни они наверняка были начеку — осторожные и подозрительные, как вороны.

— Это моя операция, и я…