— Нет, мужчина. Он хотел взять меня на прогулку. Он знает тебя' Сказал, что я вырасту такой же красавицей, как ты. — Девочка понизила голос. Она уже усвоила, что о некоторых вещах лучше помалкивать. — Он мне не понравился, но Бабетта сказала, что лучше повязать ленту и носить ее, пока он не уйдет.

— Леблан, — пояснила Бабетта и быстро добавила: — Я тут же забрала девочку. — Она говорила очень тихо, чтобы мужчины за столом ничего не услышали. — Ему нужно провернуть какое-то дело. Для маскировки ему потребовались женщина и маленькая девочка. Но я не позволила забрать малышку.

У Леблана хватило наглости приблизиться к Северен. Жюстина подцепила пальцами ленту, стараясь не показать охватившей ее ярости.

— Я заберу ее, — сказала Жюстина.

«И отдам старухе, подметающей улицу».

Если Леблан хоть пальцем дотронется до Северен, она пристрелит его.

Он оставался с ней наедине?

— Ни секунды. — Бабетта отрезала ножом кусок теста. — Я сразу же забрала ее к себе и не отпускала ни на шаг. Мне плевать на приказы этого негодяя. Мадам вернулась быстрее, чем он ожидал, разрушив его планы. Сейчас он у нее.

Возможно, она все же пристрелит Леблана. Он был помехой для Мадам. Теперь, когда в городе царил хаос, самое время начать убирать с дороги своих врагов.

Северен испачкала мукой щеку. Жюстина отерла ее кончиком фартука, прижала сестру к себе и расцеловала ее, перепачкавшись тоже. Она вновь выразила свое восхищение кривобокой булочкой и заботливо убрала ее в карман фартука.

— Я съем ее сегодня за ужином, перед тем как уйду. — Жюстина многозначительно взглянула на Бабетту, давая той понять, что поздно вечером уйдет из дома. Бабетта кивнула. Она присмотрит за Северен со всей строгостью и нежностью крестьянской души.

А вот завтра Жюстина целый день проведет с сестрой. Может, им даже удастся сходить в сады Тюильри и, если не будет беспорядков, покормить голубей.

Гостиная Мадам располагалась на втором этаже. В коридорах царила тишина. Женщины, проживающие в доме, спали в своих комнатах либо болтали в салоне. Некоторые из них пошли прогуляться, несмотря на жару, и теперь сидели на скамейке в парке, весело щебеча и улыбаясь проходящим джентльменам.

Жюстина сняла с себя наряд служанки и переоделась в платье с высокой талией, сшитое по последнему слову молы. В нем она казалась старше своих лет и выглядела невероятно модной и привлекательной.

Тихо постучавшись в дверь гостиной, она вошла внутрь, и звук се шагов утонул в толстом ковре, устилавшем пол. Мадам, которая, казалось, всегда знала и чувствовала, что происходит вокруг, подняла голову и улыбнулась. Леблан сделал вид, что не заметил девочку.

Он занял самое большое кресло Мадам и теперь сидел в нем, развалясь и положив ноги на низкий стульчик с мягким гобеленовым сиденьем. Одежда Леблана была дорогой, но вульгарной. Он происходил из семьи провинциальных фермеров, занимавшихся разведением свиней. Казалось, от него исходил еле заметный запах свинины. Даже его глаза, горящие высокомерием и эгоизмом, походили на свиные.

Жестокий и практичный Леблан быстро занял руководящую должность в тайной полиции. В этом ему помогла и революция. При якобинцах он стал очень могущественным человеком. Даже Мадам относилась к нему с опаской.

— Мадам! — Жюстина присела в глубоком реверансе.

Потом она гордо вздернула подбородок и еле заметно согнула колени в реверансе, предназначавшемся Леблану. Большего выскочка свинопас не заслужил.

Если Леблан казался слепленным из деревенской грязи и ненависти, то Мадам была выкована из стали. На ней было платье нежного оттенка лаванды, декольте которого было столь глубоким, что каждый желающий мог в подробностях разглядеть ее грудь. Однако Мадам держалась с таким достоинством, что никто не осмелился бы назвать ее наряд непристойным. Она словно перенеслась в день сегодняшний из древних времен, когда человеческое тело считалось священным, а нагота не являлась чем-то постыдным. Ее черные гладкие, точно эбонит, волосы были собраны на затылке с помощью серебряных гребней и свободно струились по спине. На ней не было драгоценностей. Ни единого колечка. Мадам стояла возле секретера из палисандрового дерева и держала в руке письмо. Она заметила особенности двух поклонов, и в глубине ее глаз вспыхнуло одобрение.

— Дорогая! Как дела?

— Прекрасно. Все готово.

— Хорошо. Обсудим это, когда Жак уйдет. — Этими словами Мадам указала Леблану его место. — Он принес письмо, которое я ждала. Я дам его тебе прочитать.

— Это обязательно? — нахмурившись, спросил Леблан.

— Всегда интересно услышать ваше мнение о руководстве агентами, Жак. — Мадам сложила письмо. — Я подумаю, прежде чем ответить. Мне нужно посоветоваться с Сулье. — Мадам положила письмо на стопку промокательной бумаги на письменном столе.

Леблан проследил взглядом за ее жестом. — Вечером?

— Нет, только не сегодня. Вам не стоит беспокоиться. Если хотите, можете спуститься на первый этаж. Мои девушки о вас позаботятся.

— Я не желаю развлекаться. — Леблан поднялся с кресла и отряхнул рукава, словно хотел смахнуть с них оставленное взглядом Мадам презрение. — Я не резвлюсь с проститутками, когда республика находится в столь шатком положении. Я прекрасно оцениваю настроения в городе. В ваше заведение приходят очень важные люди.

— Чтобы порезвиться с моими девушками. Отвратительно, правда? Специально для Жюстины я повторю то, что сказала прежде. Никто в моем заведении не станет помогать вам в вашем деле. Даже судомойка. Даже дворовая кошка. Никто!

— Господи, сколько шума из-за такой мелочи. — Леблан пожал плечами. — Я бы вернул девочку через час или два. А теперь я вынужден буду оторвать агентов от более серьезной работы. Вы всем причинили неудобство своим упрямством…

— Не смейте приближаться к обитателям моего дома, Жак. Если же вы попытаетесь провернуть свои дела у меня за спиной, в следующий раз двери моего дома будут для вас закрыты.

— Тысяча извинений, — Леблан театрально взмахнул руками и склонил голову, даже не попытавшись скрыть выражение торжества, коим горели его глаза, — за то, что посягнул на вашу собственность. — Он искоса наблюдал за Мадам, ожидая се реакции. Но та даже бровью не новела.

— Вы нарушаете покой этого дома своими интригами. А я не хочу, чтобы мои люди расстраивались. — Мадам говорила так, словно перед ней стоял торговец, продавший ей протухшую рыбу.

— Я живу ради того, чтобы угождать вам, Люсиль. — Леблан был не так силен в сарказме, как ему хотелось думать.

— Что ж, остается надеяться, что так будет и дальше.

Это было похоже на разговор двух заклятых врагов. Угроза за угрозу. Жюстина наблюдала за Мадам и надеялась, что когда-нибудь станет хотя бы наполовину такой же изысканной, умной и хитрой, как она.

Из прощания Леблан устроил целое представление. Он склонился над рукой Мадам, а потом взял руку Жюстины в свою.