Р.Н.: Виктор так и не встретился с Биллом. Следил за прогрессом по моим рассказам.

Д.М.: Кого из звезд ты хотел привлечь к картине, кроме Виктора?

Р.Н.: Дэвида Бирна, лидера группы «Talking Heads», в роли «Безумного Шляпника», которого Билл переименовал в «Доктора Друга», посчитав, что так круче для американского уха. С Бирном я Виктора познакомил в Нью-Йорке.

Д.М.: Какая студия должна была все продюсировать?

Р.Н.: Главный продюсер – Edward Pressman Film Corporation. Он и оплачивал девелопмент.

Д.М.: На тот момент сколько вам всем было лет? Виктору, тебе и Биллу?

Р.Н.: Виктору – 28, мне – 36, Биллу – 42.

Д.М.: Обсуждали, кто должен делать саундтрек и в каком стиле должна была быть музыка?

Р.Н.: Разумеется, должен был делать Виктор с группой «Кино». Предполагалось, что Дэвид Бирн выступит не только актером, но и музыкальным продюсером, а также, возможно, сокомпозитором фильма вместе с Виктором. В числе прочего обсуждали и это на встрече с Дэвидом. Я также подумывал использовать некоторые мифологические элементы рока, вроде песни Boris the Spider в исполнении The Who и «Кино». Моей задачей было нарисовать жуткую эклектическую смесь социализма с диким капитализмом в новом Ленинграде.

Д.М.: Каков должен был быть примерный бюджет?

Р.Н.: Изначально я предполагал советско-американский индепендент в рамках пяти миллионов долларов. Прессман, однако, в своем договоре со мной сразу заложил возможность участия студии и, соответственно, бюджета от десяти миллионов и выше. Также его контракт предусматривал возможность уже стопроцентно американской картины, что отразилось бы на дальнейшем увеличении бюджета.

Д.М.: Этот фильм был бы ближе к «Бегущему по лезвию бритвы» или «Джонни Мнемонику»?

Р.Н.: Сравнивать невозможно, поскольку до «Джонни Мнемоника» было еще пять лет – таких сравнений еще не могло прийти в голову в 1990-м. Определенный привкус атмосферы «Бегущего по лезвию» был у меня на языке, не скрою – один из моих любимых фильмов одного из моих любимых режиссеров по одному из моих любимых писателей. Но привкус совсем легкий. И не только потому, что действие «Бегущего» происходило в далеком от тех времен 2019 году, а действие Цитадели – в Питере начала 90-х. Я также насыщал сценарий большим количеством иронии, черного юмора и культурного сумасшествия, которому в серьезном «Бегущем» места не было.

Д.М.: Что в сюжетных ходах будущего фильма придумал ты, а что Гибсон? А что, может быть, Виктор?

Р.Н.: Виктор ничего еще не придумал в нем. Эта работа ему только предстояла. Гибсон придумал паука с ядерной головкой, это его главный вклад. Также он превратил Безумного Шляпника в Доктора Друга и вместо директора завода (я в таком образе предвосхищал превращение советского номенклатурщика в олигарха-миллиардера) сделал его популярным телевизионным ведущим – более понятный американскому зрителю образ, по мнению Билла. Думаю, слияние двух этих образов, товарища Шляпника и господина Друга, дало бы настоящий скачок в российское будущее!

Д.М.: Какие были варианты названия фильма, и кто из вас к какому склонялся?

Р.Н.: Рабочее название было калькой русского перевода, «Citadel of Death», но я всегда относился к нему только как к рабочему и параллельно присматривался к менее трэшевым вариантам. Мне понравилось название телевизионной политически-новостной программы, которое придумал Гибсон: «Eastwatch» («Страж востока») – оно было моим первым кандидатом на чистовое название. Позже, в 1992 году, я напишу с Джеком и Биллом еще один сценарий, предвосхитивший по сюжету фильм «Outbreak» Вольфганга Петерсена, только с более кровавыми последствиями, – этот сценарий я уже с самого начала назову «Eastwatch».

Д.М.: Это должен был быть международный проект с прокатом по всему миру или только в СССР?

Р.Н.: Когда я начинал его писать, это был исключительно советский проект для внутреннего потребления. Но после Санденса он уже превратился в международный.

Д.М.: Что ты знал о Гибсоне, когда стал с ним работать, и что он знал о тебе и Викторе?

Р.Н.: Я почти ничего не знал о Гибсоне, кроме термина «киберпанк». Когда выяснилось, что меня сводят не с кем иным, как с «отцом киберпанка», я, разумеется, пришел в восторг. Перед встречей меня снабдили разнообразным материалом о нем, который я внимательно изучил, а сам Билл уже подарил мне свои книги. Только после этого я их и прочитал, в оригинале. Билл же ничего не знал ни о Викторе, ни обо мне. Но сразу въехал. Его всегда притягивала советская тема и особенно советский андеграунд, а тут он познакомился с его не последними представителями. Зеркальная ситуация, я бы сказал. В первую же ночь я его напоил до безумия, а Джек Керуак, который, как сразу выяснилось, оказался самым любимым писателем и для меня, и для Билла, выдал сертификат нашей дружбе. Еще одна забавная деталь: после показа «Иглы» мы пошли обедать и за разговором о миллионе вещей я упомянул своего любимого архитектора, Антонио Гауди. Отобедав, пошли покупать выпивку в магазин, и на кассе он мне преподносит открытку, на которой изображено одно из архитектурных творений Гауди, со словами: «Он мне тоже нравится. Держи на память». Каким образом эта открытка оказалась в магазине и каким образом она подвернулась Биллу на глаза? Мистика. Вот такие «мелочи» и цементируют дружбу.

Д.М.: Как Виктор должен был выглядеть в этом фильме? Внешне и по стилю?

Р.Н.: Самим собой. Никакого переодевания и лицедейства. На том стояли наши незыблемые принципы. Все вокруг могло быть сумасшедшим, фантастическим, нереальным. Один Моро должен был остаться верен себе.

Д.М.: Что сохранилось от этого проекта, кроме сценария? Были какие-то наброски, фото, попытки кастинга, любые подобные артефакты?

Р.Н.: Кроме сценария, – огромный архив деловой переписки, творческих комментариев и юридических документов. До набросков и фотографий, увы, не успели дойти. С кастингом, кроме Виктора с группой «Кино» и Дэвидом Бирном, принципиальных договоренностей также еще не запускали в ход. Был звонок моему юристу Карен Робсон от менеджера Брюса Уиллиса, который каким-то образом разузнал о нашей работе с Гибсоном, – он был поклонником творчества Билла. Карен обещала ему прислать сценарий, когда будет готов. В то время мы знали только один фильм с Брюсом, первый «Крепкий орешек», и я еще, помню, спрашивал Карен: а перспективный ли актер? Сегодня смешно об этом вспоминать…

Д.М.: На тот момент у тебя, как кинорежиссера, и Виктора, как актера, была известность за границей. Какого уровня? Какие люди с вами вступали в переговоры и вами интересовались?

Р.Н.: Очень узкоспециальная известность, в кругу интересующихся советской молодежной культурой. Всех, кто вступал в переговоры с Виктором, я не берусь перечислять, могу лишь говорить о тех, кто вступал в переговоры со мной или интересовался – это несколько десятков американских и европейских кинопродюсеров и их представителей, журналисты и фестивальная публика. Если перечислять поименно, то получится довольно длинный список.