Ночевали мы с Вороном под навесом у мангала. Ночью шел дождь, я дремал, прислонившись к стене трактира, и в этом пограничном состоянии сна и яви мелькали образы деда, Насти, друзей и павших врагов, они мне что-то говорили, спорили со мной, угрожали. А еще мне снился мой будущий дом, на берегу залива, покрытого соснами. На горе стоял желтый из соснового бруса двухэтажный терем, вниз к воде спускалась почему-то крытая тесом лестница, залив был тих, а воздух прозрачен, и я был несказанно счастлив, слушая окружавшую меня тишину…

Утром меня растормошил Изя:

– Вы имели что-то мне сказать? Так я ваш до самого завтрака.

Я быстро вскочил и умылся в бочке, наполненной дождевой водой до краев. Мы устроились под навесом, усевшись на деревянные чурбаки, и я изложил Изе ход последних событий. Затем обсуждали возможность доставки необходимых нам товаров возчиками с последующей оплатой на месте, то есть на хуторе. Когда зашел вопрос о лошадях, Изя призадумался. Я видел, что он колеблется, – говорить или нет.

– Ладно, Степа, свои люди – сочтемся, лошадей надо ехать покупать к Волге. Прямо по тракту, а потом вниз вдоль берега по течению, там степи начинаются, верст на шестьсот тянутся, а за ними уже океан, так вдоль берега Волги пойдете, обязательно на кочевников нарветесь, вот у них лошадей купить можно или голову потерять, если слабым себя покажешь. Там наши возчики лошадей покупают, так что цени, Степа, от себя отрываю…

Изя предупредил меня, сколько и каким товаром платить за лошадей, чтоб придерживаться установленной возчиками цены. Потом я перечислил примерное количество и разнообразие товара, имеющегося у нас на хуторе, и мы согласовали количество необходимых нам продуктов, которые привезут возчики. Мы договорились, на какой день прислать дружинников для сопровождения груза, и сходили в лавку, где на соль, имевшуюся у меня, я приобрел ткани, кое-какую одежду, подарок будущему тестю и невесте, а также небольшой мешок овса для Ворона.

Выехал я только после обеда… Шагаем мы с мерином по просеке, дождь льет безостановочно, и так дней десять еще будет лить – в общем, я должен дойти до хутора, пока еще мох под ногами не превратился в болото.

Внезапно Ворон насторожился, прянул ушами и призывно заржал. Странно, неужели рейдеры нашли просеку или кто из наших идет навстречу? На всякий случай снимаю «тулку» со спины и иду дальше, прячась за Вороном, ветки ели с правой стороны просеки дрогнули, и на открытое пространство робко вышла игреневая кобылка… а ты моя родная, ну иди сюда…

Я моментом вытащил горбушку драгоценного хлеба с солью (иногда Ворона балую, сами редко едим) и протянул ей, держа на открытой ладони.

– Ах ты моя хорошая, от леммингов сбежала, как тебя только волчики не съели, натерпелась, бедняжка, в лесу, – так, ласково причитая, я приблизился к ней. Есть – взяла горбушку, недоуздка нет, но можно веревку на шею, вот ты нам в радость и Ворону в попутчики. Ну-ну, все, пошли, милая, я даже шаг ускорил на радостях.

Шли мы так до глубокой ночи, собственно, я мог бы передвигаться в темноте, тем более спешу, опасаюсь за Ефимыча, но кони, как и люди, отдыха требуют. Заночевали под елкой без костра, какой костер в такой дождь, даже под елью сыровато было. Так, укутавшись в накидку, я чутко продремал до утра.

До обеда месили грязь по раскисшему предлесью, но наконец выбрались. Лошади от бабок до корпуса были перемазаны глиной, я выглядел не лучше, но все же добрались; вот он хутор, утопающий в серой пелене дождя, вот и дом Ефимыча, а там Настя! Мрр… так и съел бы, даже прямо сейчас. Нет, я не людоед, это так, образно… Будущий тесть, уже под мухарем, видно только пообедал, встретил меня с распростертыми объятиями.

– Подожди, Ефимыч, не видишь, я как свинья в навозе перемазан, дело срочное. Ты знаешь такого длинного худого парня, под блатного косит, и плащ свой макинтошем обзывает? Вроде из городских рейдеров, тебя они спрашивали, как найти, как проехать…

Староста, сразу построжав лицом, вроде даже протрезвел:

– Проходи, – и, невзирая на мои грязные, с пудами глины сапоги, твердо взяв за локоть, повел в горницу.

В доме была только жена Ефимыча, на мой вопрос: «Где Настя?» староста отмахнулся – в общинной избе, мол, там сейчас вся молодежь собралась. При этом известии обида уколола: «Как так? Я здесь, а она с другими, на посиделках?»

Ефимыч усадил меня на лавку и стал подробно выспрашивать о поездке. Посмеялся одобрительно, когда я объяснил подробности нашей стычки, обрадовался, что лошадь лишняя в хозяйстве появилась, тут же метнулся посмотреть, но обихаживать лошадей не стал, кликнул жену, и она пошла за сыновьями.

– Сами справятся, – сказал, удерживая меня на лавке, и, когда жена скрылась за дверью, произнес: – Это городские, они за картой пришли, но почему только впятером, не понимаю…

– Какой картой?

– Мы с твоим отцом старое хранилище нашли, законсервированное, большая редкость по нынешним временам, а так как шли уже с грузом, брать ничего не стали, там, Степ, столько всего! Ну, пропало что-то, не без этого, но все равно всем поселениям в нашей округе жить не работая, а только сдавая товар можно лет двадцать.

– Так, а что ж вы не пошли еще раз?

– Отец твой пропал вместе со своей группой, а у меня хутор не на кого оставить, да и далеко это, на юг четыре дня конного хода. Но карту я им не отдам, сами еще попользуемся, от пятерых угрозы не вижу, так что давай перейдем к делам нашим земным, вот, кстати, и Настена прибежала.

Да, это была она, но вместе с ней в комнату ввалился сплошной кусок глины, в котором я с трудом узнал нашего поселкового фельдшера.

– Петрович, что с тобой?! – воскликнул Ефимыч.

– Там, то есть в поселке, – бессвязно всхлипывал фельдшер… – Напали на нас! – наконец твердо произнес он. Слегка успокоившись он продолжил: – Рейдеры. Баб насильничают, мужиков побили. Сначала в моей избе появились, ну и спрашивают, как до хутора добраться, я прикинулся дурачком, мол, фельдшер, а не охотник, всех дорог не знаю, а они мне в пятак кулаком. Тут моя Светка на них накинулась, глаза выцарапывать полезла, так ее бедняжку… – тут он начал всхлипывать и, только когда выпил стакан самогона, поданный Ефимычем, более-менее спокойно досказал, что прибили ее прикладом в висок.

– Да что же мужики с пятерыми справиться не могли? – спросил Ефимыч.

– Какие пятеро, их было двадцать пять человек, правда, трое раненых, да еще двоих убитых прямо в волчьей яме бросили, это я из их разговора понял, они мне под дулом приказали за ранеными ухаживать. В моей избе их старшие остановились, а потом, когда оказал раненым первую помощь, меня отвели в хату, куда согнали всех наших мужиков. Сами бандиты по домам стали лазить, молодых баб сильничать. Мы с мужиками через чердак вылезли. Кинулись по домам за заначками оружия, но охранник нас заметил и почти всех наших перестреляли, а я забрался на чердак своего дома через слуховое окно, думал оружие достать, да входной люк был открыт, и я подслушал, как бандюги договаривались по реке к вам плыть. Видимо, кто-то из наших проговорился, что можно доплыть до места, где хутор близко к реке подходит. С утра собирались плоты строить, мою избенку на бревна раскатать, ну я и кинулся прям по дороге к вам, так, думаю, лучше будет, людей предупрежу, да и за мою Светочку скоты расчет получат. Так всю ночь и шел – бежал до хутора.