Журналисты жужжали, как улей пчел. Я ослепла от вспышек камер.

— Все хорошо, — тихо проговорил Андрей, и я почти поверила ему.

Придется привыкать. Наверно не зря он посадил меня дома, и сам пользуется тайными проходами. Я точно не хочу пристального внимания к себе.

Андрей предъявил билет на входе. Контролёр едва ли была в сознании, но пробормотала что-то вроде: «Приятного вечера»

— Разве мы не могли войти через служебный? — поинтересовалась я.

— Я стараюсь не злоупотребить служебным положением и такими же входами. Это дурной тон. К тому же наш выход спланирован. Нужно было обязательно появиться вместе после твоего экзамена. Знак моей поддержки и твоей уверенности в себе.

— План Карины? — догадалась я.

Андрей подтвердил:

— Конечно. Она занимается связами с общественность.

На моем лице застыла приветливая улыбка, а в душе бушевал ураган.

— А ты знаешь, что она пользуется твоим телефоном, отвечает на звонки?

— Конечно, — снова невозмутимо проговорил Громов. — А что такое?

— Ничего, — мой голос стал больше похож на рычание. — Я звонила тебе, а она взяла трубку.

— Это нормально.

— Нет.

— Мы с Кариной близки, Лиз.

— Это я знаю.

— Она не только мой помощник, но и добрый друг.

— Очень добрый. Наверно, самый лучший.

Смешок вырвался через плотно сжатые губы, превращаясь в какое-то бульканье.

Я не видела, куда мы идем. Мне было не до красот внутреннего убранства Большого театра. Перед глазами была пелена отравленного тумана. Меня ослепила ревность.

Андрей остановился, и я почти налетела на него, едва не наступив на ногу.

— Лиза… — обратился он, привлекая мое внимание. — Посмотри на меня.

Я задрала голову, но тут же опустила снова. Он слишком сильно мне нравился. Это было совершенно неуместно для брака по расчету, о котором мы договорились.

Вернее, на который я вынудила Громова.

Он взял меня за подбородок, заставляя посмотреть на него.

— Тебе не стоит переживать из-за Карины.

Моргнув, я приказала себе прекратить тихую истерику и ответила Андрею:

— Да. Хорошо.

— Хорошо?

Он склонил голову на бок, не веря ни одному моему слову.

— Хорошо. Ты сказал, не беспокоиться, и я не буду. Хорошо.

Громов подозрительно и недовольно сдвинул брови, но спорить не стал.

— Ладно. Тогда идем.

Он толкнул дверь, и мы вошли в ложу. Почетный караул охраны занял место за дверью, а Гоша и вовсе зашел вместе с нами и забился в угол, стараясь слиться со стеной.

Все мои надежды рухнули. Я вообще не разрешала себе надеяться на нежность Андрея, но хотела его поцелуев так сильно. И не только поцелуев. Но даже слова застряли в горле и не шли с языка. Только ленивый не глазел в сторону ложи. Одни смотрели мельком и сразу отводили глаза. Словно Гоша обычно пускал пулю в лоб особо любопытным. Другие, понаглее, шли к своим местам, сворачивая шеи. Некоторые пользовались биноклем.

Я сидела тихо, как мышка, чувствовала себя мухой под микроскопом. Какая тут нежность? Двинуться было страшно. Кажется, странная магия Андрея сковала и меня тоже.

Какой-то тучный мужчина в смокинге осмелился задержать взгляд и кивнуть. Я взглянула на Громова. Он вежливо улыбнулся и склонил голову. Я забыла все правила и подалась вперед, чтобы уточнить:

— Мне тоже нужно его поприветствовать?

— Необязательно. Пока. После свадьбы придется. Если честно, я бы предпочел игнорировать всех сейчас.

Он снова взглянул на меня, гипнотизируя и обещая, но тут же отвернулся. Погас большой свет. Софиты озарили сцену, и нам пришлось прекратить разговоры и обмен взглядами. Через полчаса я пожалела, что согласилась.

Мне было скучно. Оказывается, я не фанатка балета. Танцовщики похожи на кукол из зефира с такого расстояния. Сюжет мне был знаком, но собственные приключения в замке казались более захватывающими.

В антракте, естественно, мы никуда не пошли. Закуски и шампанское принесли прямо в ложу. Я съела канапе с черной икрой и поморщилась.

— Что-то не так? — спросил Громов.

Я не стала отрицать разочарования.

— На самом деле — все.

Он посмотрел на канапе, нахмурился и уточнил:

— Икра?

Я всплеснула руками, стараясь не говорит громко.

— Да, Андрей. Икра. Я не люблю черную икру. Мне не нравится балет. Платье прибавляет мне десять лет, а туфли захотелось снять еще в машине. Я…

«… хотела побыть с тобой, говорить, целоваться, а в итоге получаю боль и тоску».

Конечно я этого не сказал вслух, а максимально сгладила свои впечатления.

— Я немного не так представляла себе этот вечер.

— Понимаю, Лиза, — неожиданно лояльно отнесся к моим словам Андрей. — Но мы иногда обязаны вести себя как приличные люди. Я рассчитываю на второй срок и собираюсь соответствовать ожиданиям народа.

— Да. Хорошо. Я постараюсь не ныть и соответствовать ожиданиям народа тоже.

Громов подал мне бокал и очень искренне сказал:

— Спасибо. Для меня это очень важно. Ты безупречна сегодня.

Я покивала, решив не говорить, что это совсем не я. Какое ему дело до глупых надежд своей вероломной невесты.

Глотнув шампанского, я вспомнила, что и его не люблю, поставила обратно на поднос.

Перерыв закончился, и я приготовилась мучиться еще один акт. Андрей неожиданно взял меня за руку и шепнул в ухо:

— Ты можешь снять туфли. Никто не увидит?

— Серьезно? — недоверчиво и одними губами спросила я.

— Давай.

Громов сам помог мне избавиться от туфель. Я тихонько застонала от блаженства.

— Но их придется надеть после спектакля.

— Ладно. Это я переживу.

— Храбрая маленькая принцесса, — шепнул Андрей и ласково щелкнул меня по носу.

Я хихикнула, как малявка и игриво отвернулась. До конца спектакля Андрей гладил мою руку, а потом уверенно придержал за локоть, чтобы я обулась.

Гоша отдал какие-то команды. Я ничего не слышала, завороженная прикосновениями Андрея. А он часто кивал и хмурился.

В этот раз мы вышли через служебный ход.

— Спасибо за чудесную компанию, Лиза. На улице Громов взял мое лицо в ладони и поцеловал. Глубоко, горячо, до боли нежно. Я забыла, что мы на виду, что на нас смотрит вахтер и охрана. Мне на все было плевать. Когда губы Андрея ласкали мои. Когда его пальцы гладили мое лицо и шею, я забывала обо всем, кроме удовольствия.